Всем друзьям и знакомым было известно, что Сан Саныч обожал Бейсика больше жизни. Иногда в тяжелую минуту Надежда думала, что он и женился-то на ней исключительно из-за кота. Но такие мысли все же приходили к ней редко.

Кот с колен Сан Саныча глядел с легким злорадством, и Надежда совсем пала духом.

Но долго расстраиваться не было времени. Нужно было срочно наготовить мужу еды на три дня и еще провести с котом воспитательную работу на предмет поедания комнатных цветов и обдирания обоев в углу гостиной.

Надежда Николаевна вышла на привокзальную площадь города Козодоева и огляделась.

Все ее попутчики как-то быстро рассосались – кого встретили на машине родственники или знакомые, кто ушел пешком, скрывшись в ближних проулках. Только Надежду никто не встречал.

Площадь опустела.

Кроме самой Надежды, на этой площади присутствовали какой-то местный герой в виде посеребренного гипсового монумента и пожилой дядечка, который самозабвенно возился в моторе проржавевшего «жигуленка» неопределенного цвета.

На голове героя была фуражка с отбитым козырьком. На фуражке сидела растрепанная ворона и пристально разглядывала оттуда Надежду Николаевну. Во взгляде вороны читалось глубокое неодобрение, как у сотрудника отдела кадров с большим трудовым стажем. Неизвестно, к чему это неодобрение относилось – к самой ли Надежде Николаевне или к огромной луже, занимающей значительную часть привокзальной площади и напоминающей формой и размерами Средиземное море. Правда, климат по берегам этой лужи был далеко не средиземноморский.

Надежда поставила свой чемоданчик на сухой островок, отдаленно смахивающий на Сицилию, достала из кармана мобильный и набрала Галкин номер.

– Привет, – сказала Надежда, услышав ее голос. – Картина называется «Не ждали». Я приехала, а тебя нет. Теперь я стою как памятник посреди площади и не знаю, что дальше делать. Один памятник здесь уже есть, так что даже это место уже занято. Честно говоря, я надеялась, что ты меня встретишь…

– Об этом не может быть и речи! – странным приглушенным голосом ответила Галина. – Но тебя там должны были встретить, я обо всем договорилась!

– Кто? – осведомилась Надежда Николаевна. – Порфирий Камчадалов? Кроме него, здесь никого нет!..

Это имя она прочла на постаменте памятника. Судя по этой надписи, так звали местного героя в гипсовом картузе с отбитым козырьком. Там же было написано, что этот Порфирий геройски погиб при проведении коллективизации в Козодоевском уезде.

– Какой еще Камчадалов? – удивленно переспросила Галка. – Не знаю такого! Я попросила тебя встретить Василия Верленовича. Он что, не приехал?

– А как он выглядит, этот твой Василий Мерленович?

– Приличный пожилой мужчина на бежевых «Жигулях».

Надежда вгляделась в проржавленный автомобиль, под капотом которого возился местный житель. Пожалуй, когда-то этот автомобиль и правда был бежевыми «Жигулями».

– Кажется, я его вижу! – сообщила она подруге и, спрятав мобильник, направилась к автомобилисту.

– Вы Василий… Верленович? – неуверенно проговорила Надежда, обращаясь к той его части, которая виднелась из-под капота ржавых «Жигулей».

– Чичас! – донеслось из глубины машины, и оттуда приглушенно закашляли.

Мужчина еще немного повозился в моторе. Наконец он выбрался наружу, вытер руки замызганной тряпицей и пристально уставился на Надежду Николаевну.

– А вы, значит, Галины Ильиничны подруга будете! – проговорил он и открыл перед Надеждой дверцу своего «жигуля». Ее небольшой чемодан он засунул в багажник.

– Надежда, – представилась Надежда, устраиваясь на пассажирском сиденье. – А вы, значит, Василий Верленович? У вас дедушка с бабушкой интересовались французской поэзией?