Был и другой властитель романтического воображения брата и сестры – Наполеон. Политически одиозная фигура, враг, над которым одержал победу герцог Веллингтон, тоже был осиян блеском поэтического величия. «Корсиканское чудовище» очень напоминало мятежных, безбожных «байронических» героев: смел, умён и безрассуден, готов принести в жертву своим «роковым» страстям благополучие и близких, и всего мира. Таков был и Заморна. Поэтому, сидя в маленькой спальне и глядя в окно, в которое теперь подолгу смотрят туристы, Шарлотта порой была далеко, в мире ярых страстей и вряд ли тогда видела унылое кладбище. Она сама иногда не знала, что реальнее: однообразная повседневность Хауорта или бурные события, совершавшиеся в её фантастической Ангрии. «Мало кто поверит, – запишет она в дневнике, – что воображаемая радость может доставить столько счастья».

Её Заморну любят прекрасные женщины, но порой они ему неверны, и тогда он упрекает изменницу «громовым голосом», а в его «яростных чёрных глазах сверкают все молнии ревности»6.

Большой радостью была также переписка с Мери и Эллен. Эллен сохранила почти все письма Шарлотты. Мери почти все уничтожила. Эллен происходила из торийской семьи. Мери – из семьи радикалов. С ней Шарлотта была откровеннее, а письма к Эллен, как правило, нежнее и покровительственнее. Шарлотта всегда руководила чтением Эллен, например, рекомендовала ей Байрона и Шекспира. Правда, Байрона без «Дон-Жуана», а Шекспира без комедий: наверное, боялась, как бы Эллен не шокировали некоторые «вольности», и радовалась, что Эллен нравился роман В. Скотта «Кенильворт».

В это время Шарлотта много рисует – пожалуй, не меньше, чем Брэнуэлл, который мечтает стать профессиональным художником. Юноша он был самолюбивый и придерживался высокого мнения о своих способностях, возможно, недооценивая сестёр. Шарлотта относилась к этому чувству превосходства иронически, о чём свидетельствует юмористический фрагмент «Ангрия и мои ангрианцы», где под именем Патрика Бенджамина Уиггинса выведен её дорогой брат и любимец отца. Напыщенный и, надо сказать, глуповатый, Патрик так отзывается о своих сёстрах:

«– Есть создания, которые набиваются мне в родню, некие три девицы. Им выпала честь называть меня братом, но я отрицаю их право быть моими сёстрами.

– А как зовут ваших сестёр?

– Шарлотта Уиггинс, Джейн Уиггинс и Энн Уиггинс. – Они такие же странные, как вы?

– О, да они просто глупые создания, о которых не стоит много говорить. Шарлотте восемнадцать, она низенькая и коренастая, мне до локтя. Джейн – шестнадцать, она высокая и тощая, лицо у неё с кулачок, а Энн – ну просто ничто, абсолютное ничто.

– Да не может быть! Неужели она дурочка?

– Да вроде того.

– Хм, ну и семейка у вас»7.

Всё это были весёлые литературные игры, и Шарлотта с наслаждением им предавалась. А затем пришло письмо от мисс Вулер. Она предлагала Шарлотте место помощницы в своей школе и, в счёт части жалованья, обучение Эмили. Шарлотта согласилась. Из-за Эмили: ей тоже надо было думать о будущем; из-за Брэнуэлла, которого отец и тётка решили отправить в Королевскую академию художеств учиться живописи, жалованье Шарлотты и тут могло пригодиться, – и, сетуя в письме к Эллен на Долг и Необходимость, «суровых владык, которых человеку нельзя ослушаться»8, Шарлотта готовится к отъезду.

В июле 1834 года две сестры Бронте уезжают в Роухед, и там начинается для Шарлотты страда гувернантки. Она была занята с семи утра до одиннадцати вечера, а вознаграждение было очень скудным. После уплаты за Эмили почти ничего не оставалось. Очень беспокоила сама Эмили. Она не способна была существовать без Хауорта, где в любое время могла сорваться в долгую прогулку по вересковым холмам. Строгий распорядок дня действовал на неё угнетающе. В конце концов пришлось отправить Эмили домой, а её место заняла Энн, которая стала в школе всеобщей любимицей.