Наверное, сцена встречи на кладбище вселяла недоумение относительно характера авторской манеры. Лексика Бронте в этой сцене по контрасту с описанием Йоркшира, когда она прибегала к довольно заземлённой метафоричности, говоря о «чреве фабрик, извергавших дым», была романтически приподнята, многословна, не лишена высокопарной красивости. Уильям Кримсуорт узнаёт Фрэнсис в женщине, сидящей у могилы, и вот как он об этом рассказывает:

«Я взглянул на фигуру подле меня, склонившуюся и задумчивую, не подозревающую о близости другого живого существа. Это была хрупкая девичья фигура в траурном одеянии из самой дешёвой чёрной ткани. На голове у девушки был капор из чёрного крепа. Я сразу почувствовал, не только увидел, кто она была, и, не шелохнувшись, стоял несколько мгновений, наслаждаясь сознанием реальности того, что видел. Я разыскивал её целый месяц, не зная надежды, без всякого обещания на возможную встречу где-либо, и нигде не обнаружил её следов. Поневоле я всё слабее держался этой надежды, и всего час назад мои плечи бессильно поникли под тяжестью безотрадной мысли, что водоворот жизни и каприз судьбы навсегда совлекли её с пути, на котором я мог обрести её. Но, смотрите, когда я сгибался под бременем безнадёжности, а взгляд мой блуждал по печальным приметам кладбища, здесь обретался мой утраченный алмаз, упавший на омоченную слезами траву, угнездившийся среди мшистых, извилистых корней плакучей ивы».

Если бы и далее стиль и повествование были выдержаны в том же духе, а сюжет таил в себе некую мелодраматическую тайну, – например, рождения, мрачного прошлого героев, или обещал хитросплетённую интригу, или неожиданную развязку драмы любви, ревности, смерти! Если бы в романе действовали романтические изгои, пираты и светские джентльмены! Ничего этого в романе «Учитель» не было. Ничего экстраординарного, ничего романтического ни в герое, ни в героине не наблюдалось, а героиня была к тому же некрасива, и автор даже не делал попытки как-то сгладить впечатление некрасивости голубиной кротостью характера или обаятельной женственностью. Фрэнсис была даже полемически некрасива, – элемент полемики Бронте сознательно вносила с первых же страниц романа, когда Уильям в письме к другу набрасывает то, что можно считать его идеалом женщины, как бы предваряя этим появление Фрэнсис в романе. «Я не азиат. Белой шеи, рубиновых уст и щёк, роскошных шелковистых локонов мне недостаточно, если они не освещены той прометеевой искрой, которая продолжает гореть и после того, как розы и лилии увянут, а золотистые кудри поседеют. Под солнечным светом, среди роскоши, цветам цвести очень приятно, но в жизни так много ненастных, дождливых дней – наступает ноябрьская пора лишений, когда сердце и очаг человека могут совсем угаснуть без ясного, бодрящего огонька интеллекта». Это была новая героиня, которую Бронте, Керрер Белл, смело вводила в английскую литературу, хотя такая неромантическая героиня не могла увлечь, по мнению издателей, английскую читающую публику, ведь ей как раз всегда хотелось (опять же по их мнению), чтобы у героини были и шелковистые кудри, и коралловые уста. А чем занимались герои? Скучным и тоже неромантическим делом – они учительствовали. В романе, правда, был намёк на ревность и интригу – в отношении Зораиды к Уильяму и Фрэнсис, но в её поведении не было ничего «рокового», один мелочный женский расчёт, как в самой пышногрудой и румяной невесте Пеле тоже не было ничего зловещего и романтического, разве что неуместное имя, которое досталось ей по иронии судьбы, а точнее – лукавой авторской воли. Автор явно стремился отойти от канонов романа мелодраматического и приблизиться к роману реалистическому, и нельзя сказать, чтобы у Шарлотты Бронте не было предшественников, уже ополчавшихся на шаблоны мелодраматизма. Подобный роман из светской жизни – по замечанию исследовательницы английской литературы Кэтлин Тиллотсон – высмеял Диккенс в комической сцене, когда Кэт Никльби читает миссис Уититерли об утончённой леди Флабелле, что, «поднеся к своему очаровательному, но мечтательно выточенному носику mouchoir, ещё вдыхала восхитительный аромат», когда дверь распахнулась и вошёл паж, который, пока лакеи отвешивали «грациознейшие поклоны, приблизился к ногам своей прелестной госпожи и… подал на великолепном подносе чеканного золота надушенный billet» – любовную записку.