Мое общение с Серегой всегда складывалось в непринужденной форме. Мы могли говорить, о чем угодно. Его нестандартность привлекала, и это тяжело было отрицать. Но любой моралист сбежал бы от него уже после первой минуты разговора.

Я решаю слегка пошутить над ним и говорю:

–Рад, что ты всегда пробуешь новые вещи для себя!

Он оценивает мою реплику по достоинству и отвечает:

–Конечно! Более того, я и тебе советую найти для себя какое-то занятие, от которого можно было бы получить мимолетное удовольствие, а потом просто забросить все это!

Он выкинул воображаемый моток мусора куда-то мне за спину.

–Проводя свое время с отморозками, ты тоже получаешь мимолетное удовольствие?

Я имею в виду Олега, и он это понимает. Но уводит меня совсем в другую сторону, говоря:

–Да, мне всегда очень интересно с тобой!

Он улыбается почти в тридцать два зуба от того, как у него удачно получилось подколоть меня. Я оцениваю его юмор по достоинству, – я улыбаюсь и прячу взгляд.

–Послушай, – говорит он мне, – не висну я ни с какими идиотами! Особенно с этим!..

Мы оба понимаем, о ком он говорит.

–Так что расслабься! Я просто умею находить с людьми общий язык!

–По ходу, вашей общей темой стал массаж!

–Ему бы этого хотелось. Но не мне…

Мы оба молчим и пристально смотрим друг на друга.

Может ли один человек восхищаться другим? Просто так, без вознаграждений. Ответ: да, может. Именно этим мы с Серегой и занимаемся время от времени, – выказываем друг другу наше чувство восхищения. И мы предпочитаем делать это молча. Глазами.

–Справедливости ради я могу дать пару раз полапать себя, – вдруг говорит он мне.

–Это точно! Справедливость!

Некоторые журналисты, так или иначе, болеют за справедливость. Похоже, что Сергей был одним из них.

–Да, – еще более оживленно говорит он, – хорошо, что мы об этом заговорили! На следующей неделе мы снова идем ухаживать за стариками в хоспис. Присоединишься к нам?

Он имеет в виду свою волонтерскую группу, которую он сам собрал из всех желающих в университете. Людей набралось немного. Но большинство всегда были полны альтруизмом, и это уже было что-то.

Бывало, что и я тоже не мог остаться равнодушным (к сожалению, альтруизмом я никогда не болел, и заразиться этим от кого-то мне всегда было сложно). Поэтому я даю положительный ответ:

–Конечно, братиш! Какой разговор!

–Отлично! – В эту секунду он сияет, как солнце. – Люблю тебя!

Мы обнимаемся, а он собирается уходить.

–Увидимся на учебе! – говорит он мне. – Добро?

Я утвердительно моргнул один раз, так, чтобы он это увидел: добро!

Сергей идет в сторону сцены, чтобы снова получить свою порцию адреналина.

Я же отправляюсь к бару. Очевидно, у меня только один адреналин, – спиртное.

Я беру еще пива и беседую со знакомым барменом. Мы говорим о девушках: о его невесте, которую он безумно любит, и с которой хочет детей, о моих девушках, которых у меня никогда не было, но могло бы быть, и о тех, кто решил заглянуть сегодня на огонек. Мы обсуждаем каждую женскую попку, которую еще не успели обсудить, и которую сложно пропустить мимо глаз. Я рассказываю о своей жизни; уровень лжи при этом иногда достигает недопустимый уровень. Но это простительно, – иначе при моем рассказе можно было бы умереть от скуки. Когда он в очередной раз уходит к клиентам, чтобы принять у них заказ, я осматриваюсь по сторонам, – у меня постоянное ощущение, что на меня постоянно кто-то смотрит. И я не ошибаюсь.

По правую сторону от бара стоят двое молодых людей, в строгих, но вполне симпатичных костюмах; один из них был постарше, другой младше. Оба они пристально смотрели на меня. Я не имел ничего против, но почему-то чувствовал себя при этом как-то странно.