Эту же силу я стал обвинять, когда меня постигали неудачи в моих начинаниях. У меня была убежденность – что-то не давало мне двигаться дальше; не позволяло сделать мне то, что мне хотелось сделать.

Мне страшно хотелось почувствовать гордость родителей за своего сына, услышать их похвалу, быть «принятым» в стан умных и зрелых людей. Все это временно заставляет меня поволноваться.

Конечно, я считаюсь завидным женихом. Простушки постоянно ведут за мной охоту, не подозревая о том, что сами, в итоге, станут жертвами, – развлечение, которое, кажется, не прервется никогда.

Порой я задумываюсь о своей семье, той, которую способен построить всякий мужчина, и эти мысли отзываются в моей душе слабо. Возможно, дело в возрасте? Молодость дана мужчине скорее больше для пустозвонных решений, ничего серьезного, так мне думается…

У меня есть мечта.

Я на пороге власти. Я правая рука власти. Я у власти.

Я власть…

Я меняю мир. Даю ему новое название. Вдыхаю в него иную жизнь.

В реальном положении вещей я люблю рассматривать власть денег. Я склоняюсь к тому, что заработать сегодня большие деньги можно на чужой войне… Война и деньги… Деньги и война… Частью своего состояния я бы профинансировал чью-то войну; ее идеалы; веру, которая за ней стоит.

Нашел бы я себя в этом?..

Я в темноте. В одиночестве. Стою на лестничной площадке, напротив окна с выбитым стеклом. Здесь все в запустенье. Строительный мусор на полу, облупленные стены, тишина и холод.

Мне здесь комфортно. В этом огромном заброшенном здании я и мои подопечные обычно прячем то, чем мы занимаемся. Здесь нас никто не потревожит. Мы на территории частной собственности. Нам было дано это место, чтобы мы могли выполнять свои обязанности.

Я докуриваю сигарету. Один из тех редких моментов, когда я позволяю себе дать слабину.

Из темноты ко мне идет Макс, – мой главный помощник. Его шаги разносятся слабым эхом, и эти звуки умиротворяют меня.

Мы должны закончить нашу работу. Для этого он ко мне направляется. Мне нужно было добавить последний штрих. Поставить галочку.

Мне хочется только одного: положительного результата.

Можно сказать, что я и Макс, да и все остальные, попали в наше дело не случайно. Загвоздка лишь в том, что чем больше размышляешь об этом, тем меньше хочется произносить подобное вслух.

Мы никогда не говорим, насколько нам все нравится, и какую степень удовлетворения получает каждый из нас от проделанной работы (стоит заметить, иногда весьма опасной). Но ясно одно: свою долю пирога, полученную в итоге, мы съедаем с удовольствием.

Скажем так: услуги нашего брата востребованы в разные времена, но почетными их назвать сложно.

В периоды революций и правлений тиранов мы чувствуем себя на своем месте. В остальные времена приходится скрываться за занавесом, в ту минуту, когда на сцене развивается представление.

В некоторых ситуациях нас окрестили бы карателями; в иных – «рядовыми исполнителями»; или как-нибудь еще.

Здесь тоже нужно свое мастерство. Я не особо люблю наблюдать чужую смерть (хотя все, кто знают обо мне, думают с точностью наоборот), и стараюсь обходить этот метод, который скатывается в крайность. Все мои убийства (их можно счесть по пальцам одной руки) были совершены мною вынужденно, и не особо радуют меня.

Макс такой же, как и я. Но мы никогда не признаемся в этом друг другу. Хотя, наверное, и хотелось бы.

Вместо вербальных рефлексий мы предпочитаем делать то единственное, к чему привела нас наша жизнь.

–Осталось еще немного, – говорит мне Макс. – Почти раскололся. Парень выдохся. Даже жалко его, если честно…

Я буду не я, если не скажу ему то, что должен сказать.