Я и она, – мы проявляли сдержанность. И не сходили с ума, хотя на то были возможности. Мы предпочитали забываться, предаваясь любви…

Подобным образом преодолевал печали и мой старший брат, с тем лишь различием, что в его жизни совсем не было любви. Один лишь секс. С разными партнершами.

–У тебя уже была девушка? – спрашивал он у меня до моего совершеннолетия.

Я качал головой.

–Хочешь? – В его голосе уже заранее сквозили нотки возбуждения, – ему не терпелось свести меня на часок с какой-нибудь профессиональной «бабочкой».

В половых сношениях его привлекало все. Полагаю, что подтолкнуть в спину своего младшего братика к скорейшей потере невинности тоже могло бы принести необходимую только ему долю наслаждения.

Я не знал, что конкретно ответить ему, поэтому молчал.

Он трепал мою макушку, улыбался, и уходил дальше.

Я никогда не мог признаться ему, что мне нужна была только одна… И навсегда… Я был уверен, что он не поймет этого. И не примет… Конечно, я был подростком, который заблуждался…

Когда у меня появилась Дина, и у нас случился первый секс, по всему моему виду все сразу было ясно, – вот этот счастливый юнец, наконец-то познавший женщину в свои девятнадцать лет.

–Это та, с которой ты учишься? – спрашивал братик.

Да, отвечал я, это она. От этих слов за моей спиной расправлялись огромные крылья.

–Молодец, братан! – Он расплывался в своей неподражаемой улыбке. – Молоток!

Мы использовали наше фирменное рукопожатие – искренне крепкое, и вполне ритуальное, – что-то из молодежного кино.

–Какое у нее имя?

Дина, отвечал я.

Колокольчик встрепенулся над открывающейся дверью. Невесомый ангел влетел в распахнутое окно, и лег у подножия кровати.

Ди. На.

Теперь мне осталось от нее только это имя. Больше ничего…

У меня было постоянное ощущение, что я шагаю к звездам.

На самом деле это была дорога в ад.

Я верил в силу просвещения, в силу мысли, способную родить целую вселенную.

Мой братик верил в силы харизмы и сексуальной энергии.

Мой лучший друг – мой бывший лучший друг – верил в физическую силу.

–Проще всего выбить кому-нибудь зубы, – говорил он. – Это действует на человека весьма отрезвляюще.

Тогда мы уже становились друг для друга больше, чем просто приятелями. По крайней мере, мне так казалось.

Я никогда не смог бы представить себе, что когда-нибудь (и та минута была совсем не за горами) мне придется полезть на него с кулаками. И даже захочется убить…

Между нами тремя был баланс. Мы были его невольными создателями.

Мой братик никогда не знал Айдына, а мой друг не стремился к знакомству с кем-то из членов моей семьи.

В этом мире мы создавали равновесие, хотя и сами этого не понимали.

Я путешествовал в двух абсолютно разных мирах.

Первый был огромен. Я вошел в него с рождения. Он всегда был больше, чем я сам. И он постоянно поглощал меня; прожевывал и съедал сотнями раз.

Второй стал приставкой к первому. У меня, наконец, появился настоящий друг (так мне думалось). Вера в дружественность расширяла пространство этого мира, обогащая меня и мою жизнь.

По своему, но я был счастлив.

Я никогда не болел этим чувством, и никогда не гнался за иллюзиями.

Наверное, поэтому они так незаметно окружили меня. Я был застигнут врасплох. Я оказался повержен из-за своей слепоты…

Потом появился еще один мир. Он был пышен и светел. Это был мир любви. Чистой и взаимной.

У меня ушло много времени, чтобы доказать свое право оказаться в этом мире. В мире девушки, которую я никогда не знал, но полюбил сразу, как только увидел ее. Моя первая и единственная женщина. Моя антилопа. Моя львица. Моя маленькая ручная собачка.