Я поначалу покрутился в этом ледяном поясе, промок до трусов и стал кричать. Никто меня не слышал, и не приходил. Смеркалось. Я уже не менее часа был в яме.

Наконец, какой-то мужик наклонился, сказал: «Щас!», и пропал. Потом он пришёл с неструганой доской, приказал уцепиться обеими руками и вытащил меня наверх.

Я, мокрый и весь в глине, с занозами на руках и без сапожек, пришёл домой; родители уже пришли с работы. Они начали меня было драть, но потом мама заплакала, раздела, налила кипятка в оцинкованную мою ванночку, разбавила тёпленькой и усадила меня, добавив горчицы. Так я просидел немного, потом напился сладкого чаю и заснул в кроватке.

Мама – ещё была жива, рассказывала, что мне было тогда пять лет. Может, даже четыре. Отец назавтра полез, достал сапожки, ругался.

Полвека назад мы подали заявление в ЗАГС.

Мама сказала: «Это плохо, что роспись назначили на 31-е! Новый год, а тут вы со своим заявлением…» Ну, ничего не попишешь, стали готовиться. И тут обнаружилось, что наша свадьба – это вообще не неудобство, а даже наоборот! Закуски и выпивка и так были бы выставлены на стол – Новый год, никуда не денешься, надо встречать. Круг гостей разве что увеличился – мы праздновали дома, в родительской квартире, сдвинув столы. Тесно!

Расписались. Обменялись. Расцеловались. Гости перекочевали из ЗАГСа в квартиру, благо рядом. А там гром-шум-дым коромыслом, стол ломится, тётка и кузины в передниках, румяные, красивые, с причёсками, подмигивают, тащат с кухни горы разной горячей снеди, а с балкона студень, салаты, копчёности, соленья, охлаждённые декабрём напитки – водку, шампанское, клюквенный морс; одолжили у соседей по подъезду стулья; все расселись, беседуют.

Тут врывается мамин коллега по работе, Алексей Васильевич, замечательный человек и одновременно фотограф-любитель. Он нас снимал в ходе регистрации, мама попросила. «Стойте, товарищи!» – сказал он со слезами на глазах и шатаясь от горя. «Плёнка засвечена! Брак не заснят! Всё пропало!».

Было видно, что замечательный человек, энтузиаст и труженик хочет уйти из жизни прямо сейчас, совершенно наплевав на то, что недавно впервые в истории спускаемый аппарат советской станции совершил мягкую посадку на поверхность Марса, а сборная СССР по футболу выиграла у Испании.

Все были ужасно огорчены и пододвинули поближе бутылки и студень.

«Ну, всё», – суеверно сказала тётя Нюра со второго этажа, горестно поджимая губы. «Толку у них не будет, плохое начало!» Они с круглолицей дочкой имели на меня планы, а тут такое… Все зашикали на тётю Нюру, а Алексей Васильевич сказал: «Вот, товарищи, новая свежая плёнка Свема 130, и я сейчас ещё раз сниму молодых, тем более, что они в тех же замечательных нарядах, что и в ЗАГСе». Все за столом радостно задвигались и были очень рады словам Алексея Васильевича, и такому превосходному выходу из ситуации, и что не надо никуда идти по зимним колдобинам.

Мы с женой встали под домашнюю ёлочку и ещё раз картинно обменялись кольцами. Алексей Васильевич полыхал вспышкой. Все поаплодировали и, наконец, налили первую. Нашего фотографа тянули за руки, приглашая, но поскольку он был (и, кстати, остаётся в свои 95 лет!) ответственным человеком, то сказал примерно следующее: «Пока я не убедюсь…Убеждусь… Пока я, в общем, не проявлю плёнку, не ищите меня!» – и исчез в ночи.

Бабушка Мария Александровна, держа в руке рюмочку черносмородиновой, пожелала нам всего-всего и сказала: «Вам тут сегодня покоя не дадут, так что поезжайте уже ко мне, ключ, где всегда. Ночуйте и никуда не торопитесь, я ещё посижу немного, приду. Там натоплено!».