– В 1904 году, когда пришла весть о неожиданной смерти Герцля, сионисты Аккермана решили устроить панихиду в синагоге, и хотя доктор Шапиро не принадлежал к сионистским кругам, именно ему было поручено выступить с речью о Герцле после окончания религиозной процедуры.

– Когда в Аккермане с помощью мэрии и под её эгидой была основана большая публичная библиотека, выбранный совет библиотеки возглавил доктор Шапиро, хотя большинство читателей были неевреями.

Он был главврачом (без зарплаты) еврейской больницы в городе, а также председателем совета директоров больницы. Он инициировал строительство новой современной больницы и убедил Макса Каролика, родившегося в Аккермане и жившего в Америке, пожертвовать деньги для этого строительства. Он был в числе учредителей «Еврейского банка» и в течение нескольких лет возглавлял его руководство. С началом русской революции еврейское население было организовано, и создана зонтичная организация для ее представительства, управления своими делами и ответственностью за существование всех его институтов. На свободных выборах, в которых участвовали все евреи Акермана, был избран первый общинный совет, а д-р Шапиро был избран председателем общины».

Конец жизни Исаака Осиповича был трагичен. В первые дни войны он выехал в Одессу, но дальше эвакуироваться не решился, и погиб вскоре после захвата города румынами. По свидетельству выживших родных, он помогал больным до последнего дня.

Большая новая ветвь на семейном дереве появилась в результате женитьбы Иосифа Вильдермана на дочери Шаи – Песе Шапиро. У Песи и Иосифа было шестеро детей – трое мальчиков и три девочки. Об их судьбе подробно рассказано Альбертом Вильдерманом в книге «Два века еврейской семьи из Бессарабии». Все мальчики получили высшее образование: Моисей, отец Альберта, стал инженером-электриком, Хуна – математиком, а Исаак – врачом. Я вспоминаю, как я после окончания первого курса с большим чемоданом в руке летним утром появился во дворике вросшего в землю домика на Комсомольской улице в Кишиневе, и как радушно был встречен родственниками – Мальвиной Осиповной, Анной Осиповной, Исааком Осиповичем, Хуной Осиповичем и его дочерью – Ирой.

Борис Михайлович Гвирцман (Муся) – муж Иры, дочери Хуны Осиповича; Альберт Моисеевич Вильдерман, сын Моисея Осиповича Вильдермана; Раиса Борисовна Вильдерман, дочь Элибера Шапиро и внучка Шаи Шапиро, мама Альберта; Исаак Осипович Вильдерман; Рая Шапиро – моя жена.

Ира Гвирцман, дочь Хуны Осиповича; Раиса Борисовна Вильдерман, Исаак Осипович Вильдерман, Рая Шапиро, Анна Осиповна Крейзберг (в девичестве Вильдерман).

Эти фотографии я сделал в этом самом дворике на Комсомольской улице в 1967 году. Мальвины Осиповны и Хуны Осиповича уже не было в живых. Альберт вместе с мамой Раисой Борисовной жил тогда в Караганде, где он руководил в медицинском институте кафедрой туберкулеза, но каждое лето проводил у родственников в Кишиневе.

У Исаака Осиповича была большая квартира на улице Горького, в доме, часть которого занимало министерство здравоохранения, однако в этой квартире он только ночевал. Помню, как мы с ним вечером шли пешком от Комсомольской, по Киевской до парка им. Пушкина, пересекали его по диагонали и попадали на улицу Горького. Как-то Исаак Осипович неважно себя чувствовал, и меня отправили ночевать на улицу Горького одного. Дом был одноэтажный старинный монументальный, с большими окнами, выходящими на улицу. Я спал в кабинете, и мне, привыкшему к житью в небольшой комнате в коммунальной квартире, находиться одному в этой громадной квартире с высоченными потолками было немного не по себе. Я закрыл на защелки деревянные ставни, лег на диван и попытался уснуть. Меня разбудил громкий стук в окно. Посмотрел на часы, было три часа ночи. Какое-то время соображал, что я должен делать – в окно продолжали стучать. Пришлось открыть ставни и посмотреть, что происходит. При свете уличного фонаря я увидел пожилого мужчину. Увидев меня, он закричал: «Доктор, помогите, моей жене совсем плохо! Я из Калараша. Доктор, только вы можете помочь». Мне стоило большого труда объяснить ему, что доктора здесь нет. После этого инцидента я уже практически не спал, а часов с шести началось цоканье женских каблучков по асфальту, и тут уж было не до сна.