Тедди ухмылялся.

– Помнишь, как мы в конце разозлились? Сдали контрольные и подошли к нему спросить, какой же ответ правильный? Что, по его мнению, вызвало войну?

Это Линкольн забыл, а теперь подробности нахлынули снова.

– А он просто улыбнулся и спросил, что, по нашему мнению, вызвало войну во Вьетнаме. Весь смысл курса заключался в том, чтоб мы рассмотрели одну войну в свете другой, а никто из нас этой связи не заметил. Ему следовало нас обоих провалить.

Тедди вопросительно рассматривал его.

– Странная логика.

– Нынче все чаще и чаще, – признался Линкольн, не очень желая углубляться в то, что запустило его по этой дорожке. Схватившись за кувшин, он приподнял его. – Еще хочешь?

– Господи, нет. У меня уже в голове шумит, а еще и полудня нет.

Мики растянулся на диване в доме. Включил предматчевую разминку студенческих футбольных команд, выведя звук до минимума. На горизонте тут явно собирался долгий хороший сон.

Линкольн показал ему кувшин.

– Допьешь?

– Чего ж нет?

Он вылил остатки в стакан Мики.

– Можно вопрос?

– Валяй.

– Когда ты сегодня подъехал… Ты сидел и смотрел как бы в никуда. И у тебя было такое лицо, что я поневоле задался вопросом, о чем ты думаешь.

Мики молчал так долго, не отрывая взгляда от телевизора, что Линкольн уже решил: и не ответит, но тот наконец произнес:

– Здесь она почему-то реальнее.

– Понимаю, – сказал Линкольн. – И я очень даже уверен, что Тедди тоже так кажется. Как ты считаешь, что с ней случилось, Мик?

Тот покачал головой, все еще не отрываясь от телевизора.

– Я знаю только, что ее больше нет.

– “Нет” как…

И только сейчас Мики повернулся и посмотрел на Линкольна.

– Нет давно.

Тедди еще немного поработал, пока солнце, поднявшееся уже прямо над головой, не начало неприятно жарить. Он запихивал рукопись в свою наплечную сумку, когда на террасу вернулся Линкольн, переодевшийся в чиносы, рубашку поло от Ральфа Лорена и мокасины. Тедди заметил, как он глянул вниз по склону, на дом Троера, и лицо у него омрачилось, хотя сосед с женщиной уже скрылись внутри.

– Ты это куда? – осведомился Тедди.

– В Эдгартаун, – ответил Линкольн. – Поехали со мной, если хочешь.

Но он перебирал ключи в руке так, что видно было – ему не терпится уехать. Хотел бы общества – позвал бы раньше.

– Я пас, но спасибо. А Мик там что?

– Уснул на диване, – хмыкнул Линкольн. – Одна рука под головой, под подушкой.

– Он всегда так спал. – Тедди улыбнулся. – Он изменился меньше всех нас, не находишь?

– Это хорошо или плохо?

– Кто ж его знает, – уступил Тедди, хотя замечание свое имел в виду как комплимент. Раньше, когда он увидел Мики верхом на “харлее”, в нем это вызвало… что? Нежность? Да, но не только. Нечто эгоистичнее. Типа, как бы все стало на самом деле, будь Мики бодр и свеж, оставаясь собой прежним, самоуверенным, не разбирающимся в политике и текущих событиях, но готовым устраивать им разносы из-за их музыкальных вкусов. Не того ли хотим мы от старых друзей? Заверений в том, что мир, который мы так тепло вспоминаем, до сих пор существует? Что его не сменила реальность, в которой мы почти чужаки? – Вообще-то мне кажется, мы все не так уж сильно изменились.

– Мы постарели, – возразил Линкольн. – Будь честен. Ты сам вот можешь вообразить, что играешь рок-н-ролл до двух часов ночи? В нашем-то возрасте?

– Ох, не знаю, – ответил Тедди. – Я в два просыпаюсь частенько. И потом опять – в четыре.

Линкольн на это хмыкнул, хотя Тедди понимал, что мысли его куда-то унесло. Линкольн рассматривал дом Троера, как будто тот задал ему какую-то загадку. Но мгновенье спустя очнулся.