Нет больше дома. Остался только мужчина, одинокий, несчастный, не желающий заполнять пустоту, оставленную женой. Через сорок дней боль стала глуше, будто придавили ее той стеной, а через полгода она вновь начала душить так, что порой физически не хватало кислорода.

Неизбежное доктор Бахметьев принял сразу, в первые мгновения после смерти жены. Не было ни гнева, ни депрессии, ни, тем более, отрицания. Они боролись с болезнью до конца, неистово, одержимо. Ровно до тех пор, пока Марина не попросила о кремации. На следующий день все закончилось. Для нее.

А Вениамин с тех пор узнал, насколько упряма человеческая память. Она продолжает поставлять в мозг картинки из прошлого. На них Марина по выходным готовит его любимый рыбный пирог, а на завтраки делает кофе так, как умеет только она – не отходя от плиты ни на секунду, колдуя над ним, подсыпая щепотки добавок, секрет которых открыла только ему. Он шутил, что она приворожила его своим кофе. Она смеялась, что он заколдовал ее изумрудными глазами. До сих пор Бахметьеву кажется, что он слышит Маринин смех и чувствует запах ее рыжих волос.

Вениамин Львович полистал записи в карте и с удивлением подумал, что при высокой плотности приема, которая только и спасает его теперь, за два года пациенток с таким именем не оказалось. Были Марианны, Марии, одна немолодая женщина представилась Марусей, но Марин не было.

Впервые увидев эту женщину, Бахметьев подумал, что она совсем не похожа на его жену. Да, это совсем не его Марина. Скорее – полная противоположность. Его Марина терпеть не могла шопинг, ей было жаль на это времени. Она забегала в торговый центр максимум на час, успевая купить все необходимое для себя и мужа согласно заранее составленному списку, ни разу не ошибившись с размером мужской одежды и обуви. Она торопилась жить, не желая тратить время на пустые, на ее взгляд, занятия.

А эта Марина, как с обложки журнала, которые помощница Лиза раскладывала в приемной наряду с брошюрами по психологии.

«Разодета в пух и прах, вся такая продуманная, даже в парфюме, который в этом сезоне необычайно моден. Да еще столько неприкрытого превосходства во взгляде. Терпеть не могу таких фиф», – впервые дала столь нелестную оценку пациентке Елизавета.

До сегодняшнего дня Марина посетила кабинет Бахметьева семь раз, и во время прошлых приемов говорила «ни о чем». Конечно, вначале она обозначила цель обращения – клаустрофобия, но Бахметьев так много знал об этой проблеме, что одурачить его было невозможно. Еще она жаловалась на сбой в настроении. Так и сказала – сбой. Из чего доктор должен был понять, что обычно с настроением у нее все хорошо.

Бахметьев терпеливо ждал, когда она откроется, понимая, что настоящие проблемы не имеют ничего общего с заявленной темой боязни замкнутого пространства. Его сеансы стоили недешево. Бахметьев считался доктором модным у богатых и знаменитых и уже привык к тому, что многие из них приходили потому, что с некоторого времени стало престижным посещать психотерапевта.

Эти дамы делились вымышленными проблемами, которые часто сводились к недостаточному вниманию со стороны их мужчин, но при этом с неизменной оговоркой: «И это – нормально, ведь кто-то должен зарабатывать деньги». Про любовниц обычно не упоминали, «держали лицо».

«Ведь это так унизительно, когда тебе изменяют, – так выразилась молодящаяся Маруся с бриллиантом в полфаланги на указательном пальце. – А коль так, то с этим надо бороться на стадии профилактики, как с целлюлитом».

Методы, которыми мадам Маруся считала возможным проводить профилактику измен, вводили доктора в переменный шок. Другие пациентки, насмотревшись фильмов, подолгу рассуждали о своих снах, ожидая от доктора, что тот включится в ритуал и непременно отыщет там причину их душевных недомоганий.