– Не волнуйся, – взялся утешать его Ирвин. Ему и думать не хотелось, что это чудесное, веселое на вид существо может расстроиться. – Мы что-нибудь придумаем и обязательно найдем твой дом, проводим тебя.
– Да, мы знатные проводники! – вдруг прозвучал чей-то высокий ломкий голос. – Сами не знаем, куда идем, но всех проводить готовы!
Ирвин обернулся и остолбенел, уставившись на свою собаку. Пёс сидел за его спиной, склонив голову набок и поглядывал то на юношу, то на сроута.
– Пилат… – потрясённо прошептал Ирвин, – это ты сказал? А ещё, скажи что-нибудь ещё!
Пёс приоткрыл пасть и произнес:
– Не переживай, сейчас я всё выскажу, что накопилось!
– Потрясающе! Невероятно! – парень бросился обнимать и гладить собаку. – Ты умеешь говорить! Сроут, что это за колдовство, как оно работает?
– Этого не могу сказать, тайна. Мы, сроуты, вообще очень таинственные.
– Мой Пилат умеет говорить! Какое счастье, как я рад! – Ирвин всё никак не мог поверить в случившееся чудо. Он снова хотел обнять своего хвостатого друга, но тот отстранился с неприступным видом и сварливо заявил:
– А уж я-то как рад! Теперь всё смогу тебе высказать! Помнишь, я съел какую-то липкую гадость из большой красной миски, а ты мне за это устроил взбучку?
– Это была моя каша на ужин, а тебя я покормил раньше. Мне пришлось лечь спать голодным!
– Так и скажи, что липкой гадости пожалел для друга! – не слушал пёс. – А вот ещё: «Пилат, ничего ты не пронимаешь в искусстве!» Ты в костях и мясе ничего не понимаешь, я тебя хоть раз упрекнул за это? А день рождения? Ты помнишь мой день рождения? Что ты мне подарил? Ошейник!
– Но я всегда считал, что это нравится собакам, ошейник – знак отличия пса, имеющего хозяина от дворняги! – только успевал оправдываться Ирвин.
– Знак отличия! Ты сам его поноси, посмотрим, как понравится! А вот ещё, помнишь, как…
– Сроут! – воскликнул юноша. – Как сделать, чтобы он снова замолчал?!
Сроут покачал головой:
– Никак, процесс необратим.
– Я и не знал, что он такой сварливый! Казался таким милым псом! Какая неприятная неожиданность…
– Может, когда он выговорится, то снова станет милым.
– Если ты сейчас же не дашь мне ещё сыра, я никогда не выговорюсь и никогда не стану милым! – пригрозил пёс.
– Он абсолютно ужасен, – грустно произнес Ирвин, развязывая мешок и вынимая кусок сыра.
– Не всё так плохо, – заверил сроут, – пока ему в новинку этот дар, немного попривыкнет и успокоится.
Юноша лишь развел руками, глядя, как с довольной мордой Пилат жует сыр. Когда пёс наелся, Ирвин предложил идти дальше.
– Рано или поздно куда-то выйдем, встретим людей, спросим.
– Согласен. – Сроут перебросил через плечо матерчатую лямку своей сумочки.
– Хочешь, я твои вещички понесу? – Пилат облизнулся, преданно заглянул в голубые глаза и завилял хвостом.
– Ещё и предатель, – вздохнул Ирвин.
– Нет, я не такой, – возразил пёс. – Знаешь, что тебя я люблю и ни на кого не променяю, будь этот кто-то хоть трижды розовым. Просто хотел отблагодарить за полезное колдовство, обычная вежливость, ничего больше.
– И впрямь ужасный пёс, – сказал сроут. – Сумка не тяжёлая, сам могу понести.
– Хорошо, идёмте, – Ирвин поднял из травы свой мешок. – Сроут, ты на двух лапах ходишь?
– У меня ноги, а не лапы и лицо, а не морда, и не зверушка я вовсе!
– Прости, не знаю, как вырвалось, не хотел тебя обидеть, – искренне огорчился юноша.
– Ладно, я не обидчивый, – махнул рукой сроут. – Но я злопамятный, учти!
– Кажется, не только ты один тут злопамятный, – Ирвин усмехнулся, приглаживая взлохмаченную шерсть на собачей голове. – В путь, друзья.
И они скрылись в тени, углубляясь в лесную чащу.