Из числа домашних Шамиля, только младший зять его Абдуррахим представляется каким-то выродком из общей семьи мусульман: он всячески уклоняется от намазов и от чтения Корана, как от занятий, по-видимому, угнетающих его существо. Вместе с тем, ради необычайной своей прожорливости, он не пренебрегает никаким средством, чтобы только получить позволение прервать Уразу: его часто посещают болезни, и притом редко притворные, но почти всегда приобретенные умышленно, чрез невыполнение гигиенических условий, о которых я предварял и неоднократно подтверждал горцам впоследствии. Независимо того, он курить табак. За это преступление Шамиль наказывал горцев продеванием табачного листа сквозь одну губу (а нюхающим сквозь нос). Нет сомнения, что в отношении преступников, принадлежащих к его семейству, он поступил бы еще строже, и Абдуррахиму, наверное, несдобровать бы, если бы слух о его пристрастье дошел до Шамиля. Чтобы рассеять грозную тучу, которая собирается над головою Абдуррахима, я стараюсь усовестить его и вместе с ним разбираю сущность его поступков, так резко противоречащих Шариату, и так мало рекомендующих чувство признательности его к Шамилю за множество оказанных ему и всей его семье благодарности. Но все это, по-видимому, производит на молодого повесу впечатление весьма слабое, и судя по необузданности его характера, неоднократно обнаружившейся в ссорах со всеми живущими в доме, начиная от самого Шамиля до последнего слуги, судя также и по симпатии его к водке и шампанскому, о которых он отзывается с большою похвалою, – можно ожидать, что со временем, если только он оставит Калугу без особенных приключений, – из него выйдет тип тех в ужас приводящих пьяниц, каким бывают горцы при малейшей поблажке.

Все остальные мужчины выполняют требования Уразы с большою охотою и с таким искренним благоговением, которое способно вызвать на размышление всякого христианина. Между говеющими, есть три мюрида: Хаджио, Джемаль-Эддин и Омар. Последний сделался мюридом во время осады Гуниба. Каждый из них отличается особенным характером. Хаджио уже известен. Джемаль-Эддин останавливает мое внимание незлобивостью своего сердца и удивительною преданностью Шамилю, удивительною тем более, что она разумна, чего невозможно требовать от чувства, уже слишком сильного, особливо в горце, который всякое чувство почти всегда обращает в страсть, выходящую за пределы рассудка. Джемаль-Эддин приехал в Калугу на основании дошедшего до него слуха, что Шамиль подвергается у нас всевозможным истязаниям и лишениям. И он решился разделить его участь, а если представится возможность, то пожертвовать жизнью, лишь бы хоть сколько-нибудь облегчить страдания своего Имама (к тому же, он ему родственник). Но теперь удостоверившись, что Шамиль живет в Калуге гораздо счастливее и покойнее, нежели жил в Дарго, – Джемаль-Эддин, как истый горец, возвращается на родину, что для него и необходимо, так как на второй месяц пребывания его в Калуге, в нем начали проявляться признаки известной болезни, «тоски по родине».

Мюрид Омар – сын няньки детей Шамиля, и вместе с тем дальней его родственницы. Этот человек, не смотря на молодость (ему 19 лет), поражает своею солидностью и большим запасом рассудка. Но все это не мешает ему питать к войне большую склонность, и уже не один раз приступал он ко мне с вопросами – не ведет ли Россия еще с кем-нибудь войну, нельзя ли ему определиться на службу в те места, где дерутся.

Что касается до женщин, – то жены и дочери Шамиля молятся вместе с ним под его началом; это допускается только при самых коротких родственных связях, так как во время молитвы лица молящихся должны быть открыты, чтобы они, следя за движениями, сидящего впереди уставщика, могли исполнять все то, что он исполняет по уставу. На этом же основании, женщины лишены права молиться в мечете, но правила эти не распространяются на служанок, которые предоставлены самим себе, и молятся без всякой системы, по собственному вдохновению, кой-как.