Все, награбленное в продолжение набега, было разделено, подобно выкупной сумме, тоже на равные части. За исключением из общей ценности известного процента в пользу Имама, общественной казны и бедных, на долю каждого человека досталось по три рубля сорока копеек серебром. Но это количество получено не деньгами, а вещами, и при этом, для более безобидного дележа, горцы ломали на равные части разные серебряные и золотые вещи: тарелки, блюда, ножи, браслеты, серьги и т. п. Равным образом, порезаны кинжалами, тоже на равные части шали, платки, даже некоторое платье и белье.

16-го марта. Вечером 11-го числа горцы увидели новый месяц, – и по всему дому раздались восклицания; «ураза, ураза!».

С этого времени начинается у них Рамазан, который будет продолжаться ровно месяц – до появления новой луны. Все это время они должны посвятить молитве и чтению Корана, оставляя первое их этих занятий только для того, чтобы приняться за второе на оборот. До какой степени строго исполняются в доме Шамиля требования поста – я буду видеть впоследствии, сам же Шамиль принял все меры к тому, чтобы по возможности оградить себя от столкновений с внешним миром, на что просил и моего содействия.

Лишенный таким образом возможности беседовать с ним в продолжение целого месяца, я решился употребить это время на изучение религиозных обрядов, исполняемых горцами в Рамазан, а также на изложение рассказа Шамиля, «о потере власти и имущества», так как и Шамиль окончил его лишь в несколько приемов. Сущность всего, что сказано им по этому предмету, имеет следующий смысл.

Прежде всего, он сказал, что ему известно мнение Русских на счет условий, сопровождавших вступление его в управление немирным краем; он уверен, что мы думаем, будто бы он искал власти и что даже народ выбрал его Имамом не по свободному своему желанию, а собственно потому, что он принудил его к тому. В первом случае Шамиль говорил, что мы правы: он действительно искал власти, но не из одного лишь пустого честолюбия, а на основании разумного сознания, что страна может бороться с Россиею тогда только, когда власть будет находиться именно в его руках. Что же касается до избрания его в звание Имама против воли народа, то здесь, говорит Шамиль, мы совершенно ошибаемся: он никого не принуждал к избранию себя силою; а народ уж давно был подготовлен к тому прежними его действиями и знакомством с его личностью; так, что после смерти Кази-Муллы, когда неудачи Газмат-бека возбудили против него негодование части населения, потом измену, и, наконец, привели его к преждевременной смерти, Шамили стоило только напомнить о себе для того, чтобы его избрали, и он напомнил… Что это было действительно так, а не иначе, в том Шамиль ссылается на весь Дагестан, где еще много есть таких людей, которые подтвердят его слова, не возбуждая в нас сомнений потому, что между ними есть много его врагов, готовых и теперь сделать ему зло, правдою и неправдою, на деле и на словах. Поэтому самому, он даже не изъявил желание сослаться в этом случае на людей, живущих с ним в Калуге, несмотря на то, что все они знают это дело во всей подробности. Последующии же за избранием его действия к возбуждению газавата в мирных обществах, он не видит причины называть принудительными мерами собственно к избранию, по той причине, что это были мерами собственно к избранию, по той причине, что это были действия уже избранного Имама. Затем, он сознается, что когда увидел власть в своих руках, то действительно был очень обрадован; но не потому только, что этим достигнул своей цели; а потому, что с этого времени начиналась для него та деятельность, которая должна была принести стране существенную пользу противодействием Русским, исправлением общественной нравственности и уменьшением внутренних бесчинств. В какой степени достиг он этих целей, Шамиль предоставляет судить нам; с своей же стороны находит, что неудачи, которые случалось иногда ему терпеть при встречах с нами, вредили его делу очень немного, и даже в глазах большинства населения казались неизбежными в таком длинном и блестящем ряду успехов, каковы: волнения в Дагестане до 40-го года, восстание Чечни в 39-м году, Ичкеринский лес 1842 года, экспедиция в 1845 году. Эти успехи, по словам Шамиля, радовали его, сколько по своей сущности и результатам, столько же и потому, что оправдывали собою ту радость, которую он чувствовал, увидевши себя Имамом.