Оставив транспорт (и Янки вместе с ним) на площадке, пассажиры поднялись чуть выше, к гребню. Антон, на горе ещё не бывавший, с любопытством закрутил головой.

Средней обустроенности позиции особого интереса не вызвали – что он, позиций не видал, что ли? От привычных по донецким степям эти отличались разве что заметным доминированием объёма насыпанного над выкопанным, но, с учётом специфики грунта, ничего удивительного.

Куда интереснее открывающийся с высоты вид на окрестности. Шарьин забрался на бруствер с некоторой опаской, но, увидев с полдюжины раздевшихся до трусов пехотинцев, загорающих на обращённом к «да́ишам», как здесь говорили, склоне, расслабился и стал всматриваться в даль.

Каменистый откос довольно круто спускается к пыльной равнине, тянущейся на несколько километров до следующего хребта. По равнине проходит грунтовка и разбросаны несколько строений, но движение отсутствует, а вот домикам явно прилетало, и не раз.

За равниной идёт другая горная цепь, вроде бы пониже ихней, а в её разрывах виднеются ещё какие-то вершины, отстоящие совсем уж далеко.

– С арты? Новенький? – один из «пляжников» заметил незнакомую физиономию. Антон невольно обратил внимание на его забавную расцветку – тёмно-коричневые руки и шея, на фоне которых бросались в глаза ярко-красные, цвета варёного рака торс и ноги.

– Ага. – кивнул Шарьин. – Духов позиции не видно отсюда?

Пехотинец ткнул пальцем в сторону далёких гор:

– Там, на высотах, типа вот этой. – он показал вокруг. – Тут же тоже духи раньше были, когда мы Малый завод брали. Внизу ездят иногда, но больше по ночам.

– Сюда не лезут?

– Здесь нет, а вон там пробуют иногда. – собеседник кивнул вправо, где по «ихней» гряде словно кто-то несколько раз рубанул гигантским топором. – По нам только шмаляют иногда.

– Из чего? – заинтересовался Антон. Раз уж попал в артиллерию, надо знать, как у противника обстоят дела в этом вопросе.

– В основном из ЗУшек. – пехотинец вдруг потянулся в сторону и поднял с земли металлический конус с желтоватым ободком. – Вот, на, сувенир.

Шарьин взвесил в руке оказавшуюся неожиданно тяжёлой железку. На поверхности снаряда были заметны следы нарезов. Он присмотрелся – какие-то странные загогулины, то ли арабский, то ли иврит, непонятно. В общем, явно не с советских складов.

– …пару раз тяжёлое что-то прилетало, из-за гор. А так – выскочат, лупанут раза три, и тикать, пока ответкой не накрыло. У нас же тут ваши корректировщики сидят, наводят. Но пока вы прочухаетесь, духи уже сваливают.

Последняя фраза прозвучала с отчётливыми критическими нотками, но Антону было лень вступаться за честь мундира, тем более что артиллеристом он сам являлся без году неделя, а в бытность пехотинцем скепсис собеседника в отношении «богов войны» вполне разделял. Вместо этого, он перевёл разговор в практическую плоскость:

– Бывает. Слушай, не подскажешь, Морлока как найти? Друган мой. Невысокий такой, крепкий.

Красно-коричневый пехотинец задумался, но тут к разговору подключился один из его компаньонов по принятию солнечных ванн, жилистый парень с длинным тонким носом.

– Это молодой который? С крайней партией приехал?

На взгляд Антона, спрашивающему самому было лет двадцать пять, в то время как Грише – двадцать девять, ну да тут явно имелся в виду не возраст.

– Ага.

Пехотинец хмыкнул:

– Так это ж Маасква, гранатомётчик который, типа. Ты тоже маасквич, что ли?

Любовь провинциалов к столичным обитателям, коей армия славилась ещё в застойные времена, успешно прошла через развал прошлой версии советской власти и уверенно намеревалась пережить её текущую реинкарнацию.