– Ну что Вы, госпожа, мы очень ценим патронаж Вашей гильдии. Смею Вас уверить, мы примем меры.
Пока Эбеннел расшаркивался, Персефона задержала на мне и Маджестро взгляд, словно пытаясь что-то мысленно сообщить, и еле заметно дернула щекой. Тролль толчками направил нас к черному входу, и вскоре мощная дверь хлопнула у нас за спиной.
– Привет, как у тебя дела? – доселе молчавший кенку похлопал по одежде, проверяя сохранность вещей.
– Ээ, нормально, а у тебя? – поинтересовался я, чувствуя себя не в своей тарелке.
– Благодарю, уже лучше, – ответил странный парень, смотря куда-то мне в лоб.
– Это что сейчас было там?
– Публика не оценила выступление по заслугам, я уже привык, – глаза Маджествро блеснули, а голова по птичьи склонилась набок, видимо, его версия улыбки.
– Эй, Хендрикс, у тебя совсем черепица уехала? – женский окрик прервал наш разговор.
В переулке показалась Персефона. Сжав кулаки, она быстрым шагом приближалась к нам и похоже была на взводе.
– Мозгов не осталось или не было никогда?! – продолжила она натиск. Серые, как хмурое небо, глаза её при этом сверкали концентрированным возмущением.
– Мозгов? Почему? Они на месте, меня проверяли, – удивленно ответил горемычный музыкант.
– Ты бы хоть узнал немного о месте, где играть собираешься. Дагла́ра Ба’энтар ненавидит музыкантов! Тебе название ничего не сказало, умник? Последнему, кто пытался развлечь её музыкой, проломили голову его же флейтой. Угадаешь, какая тут связь или нужны ещё подсказки?!
Маджестро задумчиво поднёс руку к подбородку, по крайней мере тому месту, где находился бы подбородок, не будь у него вытянутая птичья физиономия.
– Заведение получило прозвище за убийство музыканта принадлежащим ему инструментом? – наугад выстрелил птиц.
Персефона закатила глаза.
– А ты – сообразительный малый.
– Спасибо! – просиял он.
Фыркнув и покачав головой, она удалилась, оставив нас наедине.
– Спасибо за помощь! – крикнул я ей вдогонку, только опомнившись.
– Да, спасибо, что вмешался, дружище, – затряс головой Маджестро. – Ненавижу улетать на кладбон. Брр.
– Часто приходится?
– Да что-то не везёт, – поник музыкант. – Где не выйду играть, вечно влипаю в неприятности. То ограбить хотят, то задание дать.
– А чем же задания плохи? – нахмурился я.
– Задания? Так отвлекают, старина. Мне нужно навык качать, а они хотят, чтобы я им дюжину почек какой-нибудь страхолюдины принёс.
– Понятно, а тебе кроме игры на лютне ничего не интересно.
Кенку воссиял, словно я открыл доселе неизвестный закон Ньютона.
– Именно, братишка, именно!
Я потёр переносицу.
– Не на лютне, нет, не совсем, – внезапно подобрался пернатый. – Классическая лютня будет слишком здоровой для меня. Это Миланская мандолина. Здесь, правда, она зовётся Осни́йской. Всего пять двойных струн. Ты знал, что в эпоху барокко количество струн достигало четырнадцати, а иногда и девятнадцати? – огорошил он меня.
– Нет? – слабо выдавил я.
– Ничего-ничего, я много о старинных инструментах знаю. Спрашивай, если будут вопросы.
– Лихо ты с ней управлялся, кстати.
– Лихо, да. Это мастер научил. Его инструмент, – выставил он потерявшую товарный вид мандолину. – Стартовый сценарий, в который я попал – помочь актерской труппе добраться до Аскеша, а мастер Грашио́к при ней числился. Сварливый, как чёрт! – Маджестро закаркал, как целая воронья стая.
Господи, это смех?
– Он же тифлинг! Как чёрт, дошло?!
– Угу, шикарный каламбур, – кивнул я.
– А то! – снова просиял кенку. – Мастер исполнял музыку для их театральных выступлений, еле уговорил его взять в ученики.
– И что дальше?
Музыкант вздохнул и неуклюже перевёл тему.