Я стал смотреть на люминесцентные лампы, питаемые мощным генератором и ярко освещающие весь зал, потом подумал о ребятах, всё еще голодных, ожидающих фургон Парвиза. И каждый миг беседы майора с тем офицером всё увеличивал мое напряжение.

«Заканчивайте, уважаемый! У вас был разговор со мной. И вот он вклинивается, и вы начинаете говорить с ним! Вернись же сюда, уважаемый!»

Я невольно правой ногой толкнул ножку столика передо мной.

Майор вернулся и сел напротив меня.

– Лучше перейдем к сути дела. Дорогой! За несколько прошедших дней вы заметили что-то необычное или странное на том берегу реки, в секторе, где ведете наблюдение?

– Что, например?

Он молчал, и молчание его длилось. Мне стало любопытно. На той стороне реки, что там было? Пальмовые рощи на глубину три километра, в которых маскировались минометы; шоссейная дорога из Фао в Басру; однообразие пустыни, тут и там нарушаемое земляными укреплениями, в которых спрятаны орудия… Всю эту информацию насчет земляных защитных сооружений мы уже два месяца регулярно передаем уважаемому господину майору, бесплатно и безвозмездно, на рабочих кальках… И что нового мы должны были увидеть?

– Так значит…

И опять он медлил. Я пожал плечами в знак непонимания. Он решил пояснить свой вопрос:

– Два дня назад было обстреляно наше орудие!

– Ну что ж, постоянно наши орудия обстреливаются артиллерией врага. В этом нет ничего нового.

– Я понимаю вас. Но в этот раз возник куда более серьезный вопрос, чем раньше. Два дня назад, рано утром, мы выпустили первый снаряд по их батарее. Не прошло и одной минуты, как прилетел ответный вражеский снаряд, прямо в то укрепление, из которого был сделан наш выстрел. Нам повезло в том смысле, что в этот момент солдаты-артиллеристы вышли из капонира за новыми снарядами. После этого я сам отдал приказ прекратить огонь. Однако вчера в полдень, после первого же выстрела… Угадайте, что случилось?

– Они открыли ответный огонь по батарее!

– Не по батарее! А ответный снаряд взорвался на бруствере перед тем самым орудием, которое стреляло. Солдат из артиллерийской прислуги был тяжело ранен, и неизвестно, выживет ли.

Дело принимало необычный оборот. Каждая наша батарея имела как минимум шесть орудий, размещенных внутри земляного укрепления на разных расстояниях друг от друга и нацеленных в разные стороны. В предыдущих случаях ответный огонь врага поражал, грубо, район всей батареи, пальмовую рощу, иногда соседние глинобитные домики. Но сейчас майор вел речь об удивительной точности в наведении вражеского ответного огня, в обнаружении цели.

– Может, по вспышкам засекли во время ночной стрельбы, или агентура сработала!

– Меньше недели, как мы передислоцировались на новые позиции. Ночью еще не стреляли, так что по вспышкам враг никак не мог засечь нас. Что касается вражеских агентов… Вы, наверное, меня не поняли. Я сказал, что их огонь поразил то самое орудие, которое по ним выстрелило.

Я был ошеломлен услышанным.

«В чем же состояла моя работа в это время? Что я должен был заметить и не заметил?»

Он вновь поднялся с места и подошел к конторке. Указал одному из офицеров на стол позади карты и что-то коротко произнес, чего я не расслышал. Офицер подал ему письмо, и майор, возвращаясь ко мне, просматривал его. По красной печати наверху бланка я понял, что письмо секретное. Он сел напротив меня. Да, письмо было с грифом «Совершенно секретно»!

– Будьте добры, прочтите!

Я удивленно протянул руку. Впервые на моей памяти армейский офицер давал бойцу сил самообороны секретный военный документ. Я взял письмо. Вверху, как это принято, провозглашалось имя Аллаха, а ниже стояло: «Главный штаб Группы войск “Юг”», тут же – эмблема сухопутных войск.