Первым невыносимое молчание нарушил Люцифер:

– Как-то неспокойно стало в моём Царствии. Мои маленькие демоны беснуются… Кому, как не тебе знать, что каждому отцу хочется справедливости для своих детей? – не дожидаясь ответа, он продолжил, немного повысив голос: – Равновесие нарушено, Отец! Я так понимаю, что одна из твоих старых и гадких душонок спустилась на землю?!

Яхве так и не повернулся, но испытал бушующую ревность Люцифера. Он разделял боль сына, ведь он любил его, как и остальных своих детей. Он был его самым старшим созданием, одним из лучших. Но выбор сделан очень давно, и они остались «по разные стороны баррикад».

Как и во многих человеческих семьях, дети делали свой выбор и вылетали из гнезда, следуя своей дорогой, независимо от того, насколько их выбор устраивал родителей.

Столько злости и яда брошено в спину, но он выше всего этого, ведь он Создатель, который созерцает всё, что ему предложено. Собрав остатки выдержки воедино, он развернулся и посмотрел прямо в глаза сыну.

Он уже давно привык, что их пучина часто чёрная от злости, и на самом дне этого омута плясали багровые огни ада. Но даже эти ужасающие глаза Отец любил. Каждую чёрточку его лица, несмотря на то, что они давно стали более грубыми, но он помнил какими они были.

Изначально глаза Люцифера имели синий оттенок, как небо в ясный день, и только со временем он начал обретать бездонную, пугающую и густую черноту.

Его сын был красив и ужасен одновременно. Если бы ему удалось посеять даже маленькое зерно любви в его душе, может быть оно смогло прорасти среди этой боли и обиды, которую хранил Люцифер и не хотел расставаться.

Поля надежды в душе Люцифера уже давно выжжены основательно. Эта боль заставляла его порождать хаос и терзать души, только тогда она приглушалась.

Яхве так хотел прикоснуться к нему, обнять и разделить с ним свою любовь и его горесть. Обнять и впитать в себя хотя бы частицу страданий, чтобы сыну стало легче. Любовь и забота читалась в его глазах. Внезапно Люцифер рассмеялся, поймав этот взгляд.

– О нет, Отец! Это что, жалость?! Не могу понять, – он пригляделся повнимательней. – Это что? Жалость в твоих глазах? О чём ты сожалеешь? О том, что твой сын такой? А, может, ты сожалеешь, что выгнал меня однажды из своего Дома Небесного?!

На этих словах Яхве поднял руку в многозначительном жесте, заставив его замолчать, и остановить поток ненависти. Его большая ладонь была направлена на сына, ограждая его от язвительных слов.

Непонимание. Огромная пропасть непонимания пролегла между ними вот уже много тысячелетий назад.

– Я никогда не изгонял тебя, мальчик мой! Ты был, есть и навсегда останешься моим сыном. И моя любовь к тебе никогда не иссякнет. Но ты сделал свой выбор, и остаёшься верен ему. Это твоё право, и я не могу его оспаривать. Так что, давай не будем больше поднимать эту тему. Мне очень жаль, что тебе не суждено познать это великое чувство – «Любовь». Но я не могу ничего с этим поделать. Именно поэтому ты не можешь прочитать и понять, что таят мои глаза. Я бы многое отдал за возможность поделиться с тобой этим чувством. Но, увы!

После этих слов Люцифер заскрипел зубами, скулы заходили ходуном, потому что не смог парировать. Только проскулил, как сторожевой пёс на цепи, которого покидает хозяин, и он чувствует, что больше никогда его не увидит.

– О, Да! Всепоглощающая… любовь! – прыснул своей желчью, не выдержав, Люцифер. – Безусловная и… что там ещё, я подзабыл?! Наслышан, наслышан, но нет, спасибо, не хочу. Пф! Все эти слюни… – Люцифера передёрнуло так, как если бы человеку предложили суп из червей. – Ладно, давай перейдём к делам нашим насущным. Надоели все эти прелюдии, ты мне ещё чашечку кофе предложи и совет какой-нибудь отцовский, дай, па-па!