А когда увидел ее, все – пропал.

Глаза голубые, манящие, в обрамлении светлых ресниц без всякой косметики. Заостренные скулы, ровная шелковистая, на вид, кожа. Забавный нос, тонкие, но, до бешеного, безумного желания к ним прикоснуться, ощутить, на себе, эти чертовы розовые губы.

Сава, будто, спятил окончательно, помешался.

Захотел ее, как увидел этот злой, холодный взгляд.

Плевать стало на заказчика, на исполнителей, на того, кто информацию сливал (они с Артемом уже давно просекли, что крот завелся среди людей, искали по-тихому, особо не афишируя остальным, шум был им не на руку), все по боку стало.

Мир сузился до расстояния между ним и ею.

Она смерила его равнодушным взглядом, но при этом оглядела его всего с ног до головы, и не заметить, как эта женщина смотрела на его пресс, было трудно.

Сава должен провести с ней три дня, и он очень надеялся, что трех дней ему хватит, чтобы хоть как-то зацепиться в ее жизни.

У него было целых два часа на то, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию, раскидать мысли, обмозговать все.

В принципе, Артем и без него все сделает, главное, чтобы журналюги не подняли лишний шум, у них есть парочка своих прикормленных, но, когда дело набирает резонанс, предотвратить что-либо становится трудно.

Два часа она колдовала на кухне.

Специально передвинулся на диване, удобном, кстати,– лег наоборот: там, где были ноги, теперь оказалась голова. Получил прекрасный обзор на весь дом, в принципе, и на нее, в частности.

Красивая. Хотя и спрятала все за бесформенной серой футболкой и старыми джинсами. Но руки остались открытыми.

Никогда в жизни бы не подумал, что его могут так возбудить женские руки. Вроде обычные: пять пальцев на каждой.

Но, как она ими двигала. Плавно и не торопясь, каждое движение было точно выверенным, что ли, ничего лишнего. Тонкие длинные пальцы без украшений, не длинные ногти, но с ярким лаком.

Сава хотел ощутить их на себе. На своем животе. Лице. Чтобы провела ногтями по животу и спустилась ниже, высвободила напряженный член и сжала, доставила ему удовольствие, своими руками.

Никогда не замечал, что после перестрелок у него были силы на такое возбуждение. Но пах, каменным стал от, прилившей к нему крови, и больно было, чертовски. Но, боль приятная, предвкушающая, хоть он мог руку дать на отсечение, что с этой красавицей ему постель не светит, по крайней мере, не так быстро.

У него сердце в голове бухало, и можно было бы списать на травму, но Сава был честным. Виновата женщина, что так мастерски шинковала овощи, бормотала себе под нос явно какие-то не хорошие слова, и временами окидывала его презрительным, надменным взглядом голубых глаз.

Ему хотелось ее как-то расшевелить, раздраконить, чтобы нарушить привычный, для нее, комфортный мир, чтобы она разозлилась и показала свой характер по-настоящему, подошла ближе, и он смог бы, хотя бы полюбоваться ее чертами.

– Эй, медсестра, не хочешь уделить время своему пациенту? – нарочно говорил так грубо.

На кухне что-то звякнуло, послышались тихие, но твёрдые шаги, она шаг так чеканила, что ли?!

– Что пациент желает? – она раболепски склонилась перед ним, но он видел, как взбесилась от его слов. Да-да, детка, я именно этого и хотел.

– Как насчет эротического массажа? – мурлыкнул он, и кивнул головой на свой пах, еще улыбнулся так, что все бабы сразу готовы были ноги раздвинуть.

И Вика была не прочь с ним переспать, видел, нутром чуял, но Бог мозгами не обделил, она видела в нем опасность, для себя, и своей свободы, правильно, по сути, видела и чувствовала, но для себя он уже все решил, несмотря на ее сопротивление и нежелание сдаваться.