Мы медленно кружились между полом и потолком, и мне как будто только что надавали всей массой «Тени» по голове. Сердце глухо билось, сердце отдувалось за мозг, который оказался поразительно тупым.

Вся эта чушь: спецпластовые захваты, гравитационные игрушки, вольфрамовый клинок, неуклюжесть – все только для того, чтобы сунуть мне к горлу контакты обыкновенного резака и ждать, отсвечивая глянцевым забралом. Такими сварщики аварийно латают сверхпрочную органику, когда нет времени ждать. Такими запекают самонадеянных спецназовцев. Я убью его мгновенно, он меня – столь же быстро.

Чистый, классический, охрененно красивый и изящный пат.

И знаете, мне на какое-то мгновение стало обидно и страшно. Обидно – это понятно почему. А страшно оттого, что этот обормот – там, за забралом, – знал, что едва я войду в корабль, ему не победить. Он все это знал и пошел в бой, рассчитывая именно на пат.

И это интересно.

Он понял: не сможет убить меня. Он понял: не будет диалога с капитаном, у которого астероиды размололи подбитый корабль.

Он, обормот, все понял – и вынудил меня к диалогу.

– Что предлагаешь, умник?

Тишина, тяжелое дыхание, он только что слюну не сглатывает. «Да что ж ты за слабак?»

– Ты жив?

Говорить с излучателями у головы – затея не из приятных, как и ему с виброножом у горла. Но говорить придется.

– Жив, – сказал голос. Хриплый от напряжения и невыразительный.

– Молодец. Ну и что предлагаешь?

– П-предлагаю мир.

– А смысл?

– Оба останемся в ж-живых.

– И что мешает мне убить тебя, едва мы опустим оружие?

– После этого ты п-проживешь не очень долго.

«Допустим. Мина на корабле. Сообщники?.. Нет, сомнительно, на меня бы уже напали. Значит, мина, настроенная на его витаконтроллер, например». В принципе, если он так все хитро сложил с разговором и боем, то мина может быть и не одна.

– Подозреваю, что я тебе зачем-то нужна.

Тишина.

«Он что, дурак?»

– Ва-обще-то нет. Я не думал, что ты н-настолько хороша.

Ба-бах. Еще один удар «Тенью» по темечку.

– Чего? Да ты что, охренел? А резак?..

– Контактный ск-кафандр сожгло. Ты как раз в-влезла через отсек, где он л-лежал.

– Но…

– Если бы я знал, что ты спецназовец, я бы просто раздавил тебя силовыми переборками.

Х-хах… Ха. О господи ты боже мой. Какой идиот.

– Ты дурак? В полу тоже есть переборки?

– Н-н… Нет.

Меня сейчас разорвет. В груди будто скакали черти, будто искрились десятки искорок, мне никогда еще в жизни не хотелось хохотать в таком идиотском положении: с резаком у головы вися в невесомости, с дураком чуть ли не в обнимку.

– Убирай оружие. Я тебе верю.

– Н-насчет чего? – осторожно спросило забрало.

Видимо, я слишком весело это сказала.

– Насчет того, что твоя смерть мне ничего не даст. Давай на счет «раз».

– Д-давай.

«Интересно, откуда ощущение, что я схожу с ума?»

– Раз!

Я втянула клинок, он убрал руку, мы разлетелись, а потом он громко сказал:

– «Т-телесфор», статус гражданский. Г-гравитацию.

И уже падая на пол, я услышала приятный женский голос:

– Принято, Дональд.

Глава третья

Стол был блестящим, красивым и широким. Последнее особенно важно, потому как по другую его сторону сидел Дональд, и мне бы очень хотелось иметь между нами существенное препятствие. Это чтобы было время подумать, а так ли я хочу его придушить.

Балбес сбросил скафандр и теперь неловко ежился в летном комбезе с широким круглым воротом. Комбинезон был сер, затерт, а в паре мест и вовсе пропален. И уж чем в быту можно прожечь эту ткань, я не в курсе. Дональд оказался парнем примерно моих лет, худым – ключицы аж торчат. Лицо не сказать, что прямо симпатичное, но в целом вполне милое: весь такой гладенький, чисто выбритый и нос умеренной курносости. Я мысленно поставила ему тройку с плюсом: плюс накинула за глаза. Пальцами пианиста парень сейчас нервно отстукивал по столу.