В Казвин мы доехали, когда уже смеркалось. Долгое время не могли найти место для парковки машины. Дорожная полиция, похоже, искала предлога, чтобы оштрафовать нас. Наконец, удалось найти пятачок неподалеку от центра. Припарковались и сели в такси.

На одной из центральных площадей нам предстал бассейн с фонтаном, подсвеченный лампионией, посредине возвышалась красивая бело-мраморная статуя. Это было изваяние каллиграфа-хаттата, убиенного в 16-м веке людьми визиря Шаха Аббаса – Аббаса Рзы.

Наш шофер Мохаммед прочел имя. Имадеддин Эльчини. Надо же! Какое совпадение: тезка мой, значит. Не приведи Аллах, чтобы и участь наша была сходной… Времена-то разные, а «место действия» – то же самое, к тому же я пустился в путь-дорогу с претензией сблизить эпохи, состыковать и как бы соединить их, и нет ли в этом побуждении коварного умысла фортуны, решившей испытать меня и наглядно продемонстрировать чью-то плачевную участь?..

А вот и дворец Джехель-сютун! Шахский чертог, столь же благолепный, сколь и зловещий.

Увековеченное воспоминание о сотнях отсеченных голов, искалеченных судеб, дворцовых кознях…

Колоннады двухэтажного здания отреставрированы. Мне показалось, что два застекленных проема встарь были воротами. Именно отсюда, через этот проем стражники и воины шаха Аббаса ворвались внутрь дворца, чтоб расправиться с заговорщиками-вельможами, совершившими убийство престолонаследника, и двадцать две отсеченные головы были водружены на шпили казвинских городских ворот.

Но тех ворот, где торчали головы оных заговорщиков, а также голова Перихан-ханум, умерщвленной по велению Мехди Ульи[22], нет в помине. Теперь у входа в город – не ворота, скотобойня и хашные[23].

Не будь дождей, наверно, в Казвине пахло бы говядиной, бараниной или собачатиной.

О, прекрасная и амбициозная Перихан-ханум! Дрогнула ли рука палача, занесшего топор над тонкой нежной, беломраморной шеей этой властолюбивой особы! Закралось ли в его грубую душу минутная вожделенная мысль переспать с этой красавицей… или его красным глазам все виделось лишь в цвете крови?.. Палачи, наверно, дальтоники…

Фобия жены и золовки – что это, пережиток прошлого или порочное явление современности?

Да, Перихан-ханум поплатилась головой по велению ее золовки, шахини Мехди Ульи. Ибо первая посмела содействовать восшествию на престол старшего сына Тахмасиба Первого – Исмаила Второго, до того томившегося в крепости «Гахгаха», а затем, отравив брата своего, вздумала занять место шаха. Во время этих событий законный венценосец Мохаммед Худабенде находился в Мазандаране и, по настоянию шахини Мехди Ульи поспешил в Казвин и исполнил зловещую волю своей супруги-персиянки. Но и сама Хейранниса-бейим – Мехди Улья – стала первой жертвой дворцовых интриг. Рок безжалостен и подстерегает всякого, и горе тем, кто предоставит ему предлог…

Мохаммед Худабенде взошел на престол на 5 день месяца Зульхаджа 985 года по мусульманскому календарю[24]. И я теперь размышлял об участи царедворцев, целующих длань и стопы воссевшего на трон самодержца.

Стопы венценосца источали запах амбры и мускуса…

В ту пору никто не уповал на благоволение и милость шаха, напротив, спешили обойти дворец стороной. Здесь суждено было произойти трагической истории любви младшего брата татарского хана Адиль-Гирея с царственной особой – шахиней Хейраннисой…

Хейранниса, мать грозного шаха Аббаса Первого, в начале семнадцатого века наводившего страх на сопредельные края, была, действительно, прекрасной властолюбивой персиянкой.

Когда она выходила замуж за слабовольного Мохаммеда Худабенде, в сердце ее занимало больше вожделение власти и ненависть к супостатам, нежели сентиментальные чувства к венценосному супругу и чадолюбивые мечты.