Он протирал окно и внимательно разглядывал себя в боковое зеркало. Улыбался себе, восторгаясь собственным потрясающим видом: белая рубашка, черный галстук, черный костюм. «Не слишком ли это шикарно для работы?» – спрашивала Агнес, но она в последнее время вообще много чего говорила. Он улыбался чуть не всем телом, размышляя: не в крови ли у него вождение такси. Для него и его брата Раскала это был практически семейный бизнес. Его отцу такая работа тоже пришлась бы по душе, не убей его судостроение.

Шаг притормозил у огней в тени Королевской больницы – там тайком курила стайка медсестер. Он смотрел, как они потирают замерзшие пальцы в прохладном ночном воздухе, подпирают свои сиськи плотно сложенными на груди руками. Они курили без рук, боясь потерять хоть кроху телесного тепла. Он неторопливо улыбался, разглядывал свою реакцию в зеркале. Ночная смена определенно устраивала его больше всего.

Он любил ехать по городу в одиночестве и темноте, приглядываться к подпольной стороне этого мира. Здесь появлялись персонажи, тертые этим серым городом, и на месте их удерживали годы пьянства, дождей и надежды. Он зарабатывал себе на жизнь, перемещая людей из одной точки в другую, но его любимое времяпрепровождение состояло в их изучении.

Тонкое окно с водительской стороны пискляво скрипнуло, когда он опустил его, чтобы насладиться сигаретой. Ветерок растрепал длинные пряди его жидких волос, они заколыхались, как прибрежная трава. Он ненавидел намечающуюся лысину, ненавидел приближающуюся старость – это так затрудняло жизнь. Он чуть опустил зеркало, чтобы не видеть собственной плеши, нащупал свои длинные густые усы и принялся рассеянно гладить их, как домашнего любимца. Ниже усов подрагивал второй подбородок. Он вернул зеркало в прежнее положение.

После дождя улицы Глазго сверкали в свете фонарей. Больничные сестры не задержались на улице, побросали недокуренные сигареты в лужи и поспешили в здание. Шаг вздохнул, тронулся с места и через Таунхед[16] направился в городской центр. Ему нравилось выезжать из Сайтхилла, это было подобно спуску в сердце викторианской тьмы. Чем ближе ты подъезжал к реке, самой низкой части города, тем больше настоящий Глазго открывался перед тобой. Там были ночные клубы, втиснутые под мрачные железнодорожные арки[17], погруженные в темноту пабы без окон, где в солнечные дни сидели в потном, вонючем чистилище старики и старухи. Внизу близ реки тощие женщины с испуганными лицами продавали себя мужчинам в полированных машинах с просторными кузовами, а иногда именно здесь полиция находила их расчлененными в черных мешках для мусора. На северном берегу Клайда располагался городской морг, и потому казалось вполне уместным, что все потерянные души плывут в том направлении, чтобы не доставлять лишнего беспокойства, когда, дай бог, придет их время.

Проезжая мимо вокзала, Шаг порадовался, что площадка для такси полна машин, а пассажиров не наблюдается. Туристы были унылыми, говорливыми гребаными скупердяями. Связываться с ними означало бесконечно грузить в багажник неподъемные чемоданы, после чего они садились сзади в своих шуршащих дождевиках, и от их дыхания запотевали стекла. Эти уродливые узкожопые ублюдки могли всучить тебе десятипенсовик на чай. Он ехидно бибикнул парням за рулем и поехал дальше вниз – к реке.

Дождь был для Глазго естественным состоянием. Благодаря дождю трава оставалась зеленой, а люди – бледными и подверженными простудам. Влияние дождей на бизнес таксистов было минимальным. Проблема состояла в том, что поскольку дожди были вездесущими, а высокая влажность повсеместной, то пассажиры не видели разницы между влажными сиденьями в автобусе и влажными сиденьями в дорогом такси. С другой стороны, в дождь молоденькие девочки после танцплощадки хотели добираться до дома на такси, чтобы не погубить прически или остроносые туфельки. По этой причине Шаг предпочитал бесконечные дожди.