Но через две недели прислали нам нового начальника ВЧК, Либерзона Леонида Борисовича, и Савву отправили в отряд опять рядовым бойцом. Савву отправили, а вот меня почему-то оставили заместителем начальника ВЧК. В результате Савва стал моим подчиненным. Только он этому искренне обрадовался, целый день сиял довольной улыбкой, жал мне руку и убеждал меня, что это самый лучший день в его служебной карьере. Я ему верил, и сам бы с удовольствием отдал ему должность зама, но с нашим Либерзоном теперь не забалуешь. Приказ подписан, печать пришлепнута, наган в руки и вперед, исполняй обязанности.

В эту ночь подняли по тревоге, было нападение на продуктовый вагон, стоявший на путях товарной станции. Его еще не успели разгрузить. Охрана подняла тревогу, но банда оказалась велика, да еще ночь безлунная. Кое-что успели украсть, но суть не в том. Домой вернулся только под утро и поспать, удалось меньше двух часов. Разбудил стук в дверь. Дверь-то я теперь закрывал на щеколду, не надо мне незваных гостей.

– Кто там? – спросил, не скрывая раздражения.

– Сто грамм! – раздался нахальный Милькин голос. – Открывай, давай!

Спал я сегодня одетый, как бухнулся на кровать после бессонной ночи, так и уснул. В общем, открыл я Мильке, все равно ведь не отстанет.

– Наливай! – ответил я в тон Мильке и даже прошел к столу за стаканом.

– Обойдешься, – продолжила Милька, садясь за стол.

Я вернулся на кровать, а Милька села к столу, налила себе из графина воды, сделала два глотка, а потом, положив ногу на ногу, уставилась на меня. Выглядела она, надо сказать, крайне утомленной.

– Значит так! – начала она, и в ее голосе зазвенел металл. – В этой экспедиции ты мой подчиненный, а я твой начальник, и ты должен безоговорочно выполнять мои приказы…

Я, молча, сложил комбинацию из трех пальцев. Зачем мне этот начальник, ведь никто меня на службу не нанимал.

– Не перебивай! – крикнула Милька. – Ты обязан выполнить свой гражданский долг!

– Я выполняю свой гражданский долг, сражаюсь с капитализмом на благо нашего советского государства. А вот вы с товарищем майором занимаетесь черт знает чем. Докапываетесь до ни в чем не повинной девушки. Не буду я вам помогать!

– Тогда навсегда останешься здесь!

– Да понял я уже, – равнодушно ответил я.

Ничего нового она мне не сказала, а после того происшествия с братьями Митрохиными, где она ничем мне не помогла, я вообще перестал ее уважать. Ведь она легко могла, при ее-то навыках, разоружить брательников, и никто бы не пострадал, а теперь Пашка все еще в госпитале, может и без ноги остаться…

– Если у тебя все, то давай, шагай отсюда к товарищу майору, пусть другую группу засылает, а я Веру Александровну успею предупредить, чтоб не связывалась с вашей конторой.

Милька вздохнула, но с места не тронулась. Вот настырная девица. Привыкла, что все трясутся перед их ведомством. Тогда я засунул в рот папиросу и улегся на кровать. Добром не уходит – придется выкуривать.

– Стрелять будешь? – спросил я, пуская дым в потолок.

Табак в папиросах был таксебешный, но другой трудно было найти. О болгарских сигаретах оставалось только мечтать. Милька не курила и табачный дым не выносила никакой. Пять минут она выдержит, – думал я, – но не больше.

– Уже три группы погибли здесь, – тихо сказала она. – Погиб мой муж. Наша группа последняя. Больше никого не пошлют. Я должна выполнить задание… Чего ты испугался? Ничего плохого с ней не случится…

Мне вдруг стало жалко Мильку. Действительно: погибли люди, погиб ее муж. Но ее последняя фраза все изменила.

– Я ничего не боюсь, – раздраженно ответил я. – И главное: я не боюсь вашей конторы. А твои обещания ничего не значат, поскольку ты ничего не решаешь, и даже не знаешь, для чего вам понадобилась Вера Павловская!