– Я слышал о Принце любви из Турне, что путешествует верхом на свинье, про Короля дураков из Лилля, про Принца утех из Валансьенна, про Аббата веселий из Арраса2, – перечислил Вальтер. – Про Всешутейшее величество ничего не знаю.

– Конечно, – подтвердил новоявленный вестник радости. – Вся эта челядь из моей свиты регулярно забывает чествовать своего монарха!

– Болтун это, каких свет не видывал! – вставил бондарь. – Прогнать бы его поганой метлой, да обещал подвезти!

– А где мы едем? – забеспокоился Вальтер.

– Мы в предгорьях Гарца, вздымающихся на теле благословенной Саксонии, словно перси молодой вдовы при виде юного красавца, – тут же растекся шут. – Если посмотреть направо, покрытые туманом всхолмья…

– Я не могу посмотреть направо, – оборвал дурака Вальтер. – Налево, кстати, тоже.

– Да я так, фигурально выражаясь… – пошел шут на попятный, раззвеневшись не на шутку. – Достославный бондарь, да будут бочки твои красивее дамских округлостей, не подскажешь ли, которая из здешних вершин – Брокен?

– Ведьмина гора? – переспросил владелец телеги. – Да вон она, самая высокая. Из-за других макушкой выглядывает да в тумане прячется. Тьфу на нее!

– Отчего же тьфу? – поинтересовался шут. – Гора как гора, видал я, конечно, и повыше…

– Будто сами не знаете, что на той горе творится! – вскрикнул бондарь, а потом, понизив голос, зашептал:

– То и дело слетаются ворожеи и колдуны со всего света, кто на козле черном, кто на метле, кто на прялке или ухвате, а кто в ступе. Каждый со своим демоном, инкубом аль суккубом под руку. Без этого никак. Там напьются все крови честных христиан, да как начнут развратничать вповалку, тут уже не разберешь, кто где! А в самую полночь появляется перед ними сатана, и они по очереди рассказывают ему про все мерзости, что причинили людям…

– Интересный ты человек, господин Ян! – хмыкнул Вальтер. – В колдовство то веришь, то не веришь.

– Так то же Брокен! – возразил бондарь. – Одно дело, когда я благоверную свою ведьмой сгоряча обозвал, и совсем другое, когда вой по горам на всю Вальпургиеву ночь, костры да людские вопли!

– Решено, – хлопнул ладонью шут. – Мы должны на это посмотреть! Через неделю святая Вальпургия, вот и залезем.

– Кто это мы? – поинтересовался Вальтер. – Не собираюсь я с чертовщиной якшаться! Тем более в ночь ведьм.

– И я не пойду, – заявил бондарь. – Еще мальчишками там по склонам лазили. Как вспомню, жуть берет! Туман там постоянный, хоть днем, хоть ночью, мороз до костей пробирает, и камни кругом плоские стоят, на которых ведьмы жертвы чертям приносят… Брррр! А если душа христианская в туман зайдет, то светиться начинает, чтобы твари адские ее, значит, разглядели3.

– Ну вот, – разочарованно протянул шут, – столько интересного, а я один туда иду! Даже пешей дороги не знаю!

– Справишься, – пресек эти поползновения бондарь. – Я сейчас прямо поеду, в Гослар, а тебе, дурак, направо. Протопаешь в горку, потом с горки, там и деревня. Не помню, как ее там, то ли Швайншайс, то ли Штильштайн. Там тебе всякий дорогу подскажет.

– А двор постоялый или харчевня там есть? – вставил Вальтер. Тошнота и головокружение почти отпустили, и вечно прячущийся в утробе голод немедленно напомнил о себе.

– Да как же не быть? – ответил бондарь. – Вон уж тот перекресток виднеется.

– Ну, тогда всем счастливо оставаться! – радостно зазвенел шут, спешно засобиравшись. – Только ты, господин бондарь, одежонку верхового мне подай, как условились. Нечего ее под седалищем припрятывать! Чай, задница – не глотка, гуся не затолкаешь!

Кабак гудел, как растревоженный улей. Стук кружек, пьяный смех и бессвязный гомон сливались в привычную мелодию вечерних попоек, извечных, бессмысленных по своей сути, но необходимых тем, кто тщетно искал забвения от горестей жизни на дне кружки.