Волк взял очень высоко. Тянул долго, с хрипотцой и раскатистыми переливами, но на одной ноте. Выдохся и стал затихать, но тут же подхватили другие. Тембром пониже, но с теми же переливами.

«Как на мессе», – подумал рыцарь и тотчас услышал, как зашелестели листья. Будто ветер подул, хотя никакого ветра не было.

С чавканьем и скрежетом деревья и кусты вынимали из земли змеившиеся корни, которые, зажив самостоятельной жизнью, ползли куда-то в сторону, стелясь, будто женские волосы по воде. Ветви ходили ходуном и надсадно скрипели. Сверху падали сухие сучья, один с глухим звяканьем отскочил от шлема. От заполошного птичьего крика заложило уши.

Готфрид знал, что у оборотней особые отношения с лесом, но такое видел впервые. Деревья вперевалку уходили прочь от того места, где продолжали многоголосо завывать несколько волчьих стай.

«Да сколько же их там?!»

Рыцарь побежал вперед, попробовал проскочить вперед между стволами, но тут же споткнулся и едва не угодил под узловатый пень, прыгавший, как гигантская лягушка. Встал на ноги, повернулся боком, чтобы впритирку протиснуться между стволами. Чудом уцелел, ободрав живот, увернулся от рухнувшего вниз полена, внезапно забывшего, что оно идет вперед, присел, пропуская над головой какую-то тень, выпрямился и тут же получил хлесткий удар крепкой еловой веткой. Хорошо, что в грудь, а не в лицо, иначе без глаз бы остался.

Лес в прямом смысле ходил ходуном, и рыцарю требовалось применить все свое боевое умение, чтобы уцелеть. Шаг вперед, два назад, прыжок, поворот… Он еще пару раз метнулся из стороны в сторону, как заяц, и вдруг понял, что уже стоит на опушке.

Перед взором инквизитора предстала огромная и довольно ровная поляна, на которой стояли, сидели и лежали около сотни косматых чудовищ. Кто на двух, кто на четырех лапах, одни в виде волков, другие в боевом облике, но в человеческом обличье не было никого.

Они были разделены на два неровных строя. Те, что стояли слева, были всклокоченными, темно-коричневыми. Именно они выли, задрав к небу морды.

Когда они окончили свой переливчатый вой, их вожак, сутулый, с длинными передними лапами и большим ярко-красным пятном на загривке, полоснул себя когтями по груди и сделал широкий стряхивающий жест. В тот же миг на его шкуре заплясало адское пламя, быстро покрывшее все тело. Но боли оборотень явно не чувствовал. Чудовищный костер сделал пару шагов на задних лапах, опаляя траву и цветы, и его собратья одобрительно завыли.

Те оборотни, что стояли справа, были такими же серо-серебристыми, как те щенки у реки. Их было несколько больше, чем темно-коричневых, и в их лапах было оружие – мечи, копья, секиры, у некоторых щиты.

«Плохо дело!»

Предводитель серебристых ударил копьем по воздуху, коротко и мощно взревел, и внезапно поднявшийся ветер сверхъестественно быстро разметал все облака на небе. Поляну теперь озаряло не только жуткое пламя темного вожака, но и ровный серебряный свет луны. Шкуры многих светлых тоже засветились серебром.

Их вожак метнул свое копье куда-то во вражеский строй и резко, без всякого предупреждения прыгнул на горящего оборотня. Остальные не стали дожидаться окончания поединка; две армии тьмы с лаем, визгом и ревом бросились друг на друга в беспощадной борьбе за охотничьи угодья, самок или просто кусок леса.

«На всю летнюю сходку меня действительно не хватит…»

Меч сам вылетел из ножен и лег в руку. В клинок были вкованы частицы гвоздя, которым был прибит к кресту Спаситель, в рукояти – мощи святого мученика Георгия. Лезвие покрывали святым миром и три ночи выдерживали над мощами святого Бонифация. Другого такого меча во всей вселенной не было.