, но дело его было другим. Ради Той, Которая спасла его самого, Готфрид фон Вааге, один из судей ордена Бедных рыцарей страданий святого креста Акрского, оберегал и праведных христиан, и нечестивых язычников, и весь род людской от тех, кто приходил из леса. Тех, кто был сильнее любого из простых братьев воинства Христова. Тех, от чьей ярости местные жители отгораживались реками жертвенной крови и горами человеческой плоти. Тех, чьи завывания сегодняшней ночью раздавались все чаще и все ближе.

«Несколько стай», – подумал рыцарь, прислушиваясь к разноголосой перекличке.

В последнее время оборотни все меньше таились, хотя нападать стали реже. Уходя, они оставляли много следов и все менее старательно прятались, будто сами хотели, чтобы их нашли. Или же просто торопились куда-то.

Рыцарь, двигаясь зигзагами с востока на запад, объездил все окрестные поселения, подвластные братьям меча, излазил все леса и перелески в попытке выследить тропы этих тварей. Складывалось впечатление, что оборотни готовят что-то значительное. Настолько значительное, что Готфрид решил не посылать за помощью к братьям своего ордена, а вместо этого, не теряя времени, подняться от Вольмара по реке до залива, чтобы поговорить с местными жителями. Даже если ничего узнать не удастся, по морю рукой подать до устья Двины, а значит и до Риги, где в свите епископа Альберта12 состояли другие Бедные рыцари. Они тоже могли что-то знать.

Одной рукой управляться с лодкой было невозможно, даже с помощью даров Господних. Оруженосцы у Готфрида не задерживались; их веры в Спасителя не хватало, чтобы служить Его делу с нужным рвением, поэтому они чаще всего оседали в орденских крепостях или попросту гибли в непрестанных боях с гостями из леса. Кто-то из здешних орденов в разговорах с язычниками был бы скорее помехой, чем подспорьем, поэтому волей-неволей пришлось взять с собой одного из крещеных латгалов, который правил лодкой, а заодно помогал объясняться с жителями прибрежных деревень. Может, еще на что-нибудь сгодится, кто знает пути Господни?

Здешние жители, чуть только завидев лодку, бросали дела и сбегались толпой на берег. Но как только люди замечали тех, кто сидел внутри, женщины забирали детей и уходили в дома, а мужчины брали в руки оружие. Нападать они, конечно, не спешили: никто не хотел на собственной шкуре оценить остроту рыцарского меча. А многие наверняка слышали о Готфриде, который за эти годы исходил столько лесных троп и породил столько слухов, что сам стал такой же легендой, как те твари, которых истреблял.

Хмурые люди пристально разглядывали кольчугу с капюшоном и длинными рукавами, одежду из некрашеного сукна и старые сапоги, явно прикидывая, сколько это добро может стоить. Как всегда, они удивлялись цепи, скреплявшей правую руку и меч, и цокали языками. Оружие вызывало особенную заинтересованность, словно люди только и ждали того момента, когда Готфрид решит его извлечь. Потерять трех-четырех человек в бою, чтобы получить хорошее оружие и броню – вполне выгодный размен. Только обычно никто не спешит первым внести свое имя в список этих трех-четырех… Впрочем, меч они так и так не получат.

Как только люди замечали обритую и безбородую голову, изуродованное безносое лицо с характерным шрамом от когтей и обрубок левой руки, кто-нибудь из жителей, очевидно, узнавший происхождение шрамов, давал грубый и настойчивый совет убраться из деревни до наступления темноты. Дальше отмели или причала рыцаря уже не пускали, а на все расспросы об оборотнях суровые бородачи предпочитали молчать и качать головой – мол, ничего такого не знаем.