Уйди, маленький предатель. Сгинь, трус! Ты – всего лишь второе эхо удара. Разбирать твои доводы – пустая трата времени. Разоблачишь тебя, так ведь прибежит еще одно эхо удара, твоя тень, тень тени ее удара, еще один червячок сомнения…

Я одним глотком допил чай и, уже засыпая на ходу, побрел в комнату.

Забрался в кровать. Последние годы она стоит не вдоль стены, как раньше, а поперек, прямо у окна. Ногами к батарее под окном, изголовьем к центру комнаты.

Я вытянулся на мягком матрасе, натянул одеяло. Холодное, но быстро теплеющее от моего тела. Поерзал, удобнее устраиваясь… Поправил подушку, чтобы голова лежала повыше.

Чтобы солнце светило прямо в лицо. Для этого я и кровать так поставил. Чтобы солнце – в лицо, пробивая веки. Наполняя все сиянием, в котором купаешься…

В котором нет места ночи, безлюдью и страху…

Лишь золотистый свет. И еще веселое щебетанье воробьев за окном. Деловитые пичуги, полные жизни и бодрости…

Кажется, я улыбался, когда провалился в сон.


+++


…сознание толчками возвращалось ко мне. Я словно выныривал из глубины – и все никак не мог вынырнуть. Все было как в тумане, обрывками.

Колышущийся свет…

Вонь горелого жира, и еще какой-то запах, тяжелый и тошнотворный, но не различить, запах горелого жира все забивает…

Непонятные слова, плетущиеся в медленный распев, усыпляющий, окутывающий все вокруг туманом, сбивающий мысли…

Это не дом! Не мой дом!

И холод. Я был совершенно гол, а воздух вокруг был холоднее льда. И только снизу что-то теплое, и я жался к нему, жался, находя там крупицы тепла…

Мысли колыхались в голове, как драные тряпицы на ветру. Я никак не мог понять, где я, что вокруг, почему…

Почему я здесь? Почему не дома, где заснул – так хорошо заснул только что…

Свет – от свечей. Сотни свечей. Чуть подрагивающие оранжевые язычки – справа, слева, впереди. А над ними…

Я дернулся назад, попытался отскочить – но тело меня не послушалось. Ни один мой мускул не дрогнул. Я так и остался лежать, раскинув руки и ноги, распятый без гвоздей и веревок.

Над свечами из темноты выплывало на меня что-то мерзкое, покрытое шерстью, и два глаза – горящих красных глаза… Я хотел закричать, но мой рот не открылся. Язык прилип к небу, забившись в самое горло.

Теперь я различил рога, черный нос. Вдруг понял, что это – голова козла. Огромного козла с горящими глазами.

И еще одни глаза – голубоватые и прозрачные, как вода.

Они притягивали меня, они были важнее всего в мире, эти глаза.

Глаза – и лицо. Лицо женщины. Очень красивое. Просто ослепительно прекрасное, – вот только глаза…

Холодные и безжалостные.

Я понял, что же согревало меня снизу. Женское тело. Ее тело.

Она лежала на спине, я на ней. Чувствовал под своей грудью – ее груди, твердые соски. Видел ее глаза… Внизу, странно далеко… Моя голова откинута назад. Под взгляд козла, наплывающего из темноты…

Я не мог шевельнуть ни одним мускулом, мое тело стало чужое, – но моя голова не падала на ее лицо. Кто-то держал меня за волосы. И ее глаза следили за моими. А губы двигались. Это она выводила непонятный напев.

И с каждым звуком – я все сильнее чувствовал ее тело. Теплую кожу, упругую, бархатистую. Толчки ее пульса…

Непонятное бормотание, распевное, затягивающее меня, оплетающее, как паутина…

И глаза. Теперь я не мог оторваться от них. Они были всюду, большие, огромные, прозрачно-голубое море. Я тонул в них.

А мое тело… Будто невидимые нити связали нас с ней в одно целое. Удары ее сердца отдавались через ее и мою кожу – через нашу кожу – в меня, в унисон с моим сердцем… Мы стали одни телом. Общее тело, общая жизнь.

Она моргнула – медленно, с нажимом. Словно дала кому-то ответ: «да, теперь».