– Вера, здравствуй.

– Здравствуйте… Глеб, – и удивлённое молчание с её стороны.

– Ты очень долго, пары закончились час назад. Освободилась?

– Освободилась, просто заходили с девчонками кофе попить, – она смутилась.

– А я тебя жду.

Вера была одета просто, неброско: в голубую водолазку и джинсовый сарафан, студенческий рюкзак из кожзаменителя за спиной, вместо косы – простой хвостик из пшеничных волос, а у него внутри опять затрепетало тонко, горько. Нет, он вчера не обманулся, хотя проспиртовался до потери адекватности.

– Ты вчера подшутила надо мной, дала липовый номер телефона.

– Простите, не думала, что запомните.

– Прощаю, но больше не обманывай.

Сказал не грубо, но твёрдо, с властью, так что девушка взглянула с уважением. Глеб вздохнул – возможно, у него круги под глазами, да слегка осунулся – или просто вчера опухший был, но гладко выбрит, стрижка модная, одевался явно не в комиссионном магазине и не в кооперативном ларьке – кожанка, джинсы заграничные. Глеб знал, что нравился девушкам, но ведь Вера лицезрела, в кого он мог превратиться при определённых обстоятельствах, поэтому не купится ни на внешность, ни на обходительность. Посмотрел прямо, словно выжидающе:

– Я в Питере до среды. Покажешь город?

Вот так, по-деловому. Видно, хотела отказать – замялась, но в глазах у него не наглая и грешная, а честная и искренняя просьба, поэтому девушка согласилась.

Решили пойти пешком. Глеб бросал на Веру взгляды, словно ребус решал, она же на него не смотрела вовсе. Сперва шли молча. Первой заговорила Вера:

– Вы приехали на машине?

– Вячеслав на своей «девятке» подвёз. Он с женой сегодня уезжает, а мне дела некоторые утрясти надо.

– Тимура давно знаете?

– Ты мне не выкай, не настолько уж я старше. С Тимуром знаком с семнадцати лет, после армии вместе шабашили, музыкой увлекались, он тогда в Москве жил, хотя сам из Ленинграда… Куда ты меня ведёшь?

– Прогуляемся вдоль канала, в Москве вспомнишь питерские дожди. Мы с друзьями часто пешком до метро ходим, и в центр, и на Марсово поле, и в Летний сад, – Вера, наконец, взглянула на Генжирдана без смущения.

– Парень есть? – спросил отрывисто, выдавив из себя жизненно важный вопрос.

– Э-э… скорей всего, мы разные смыслы вкладываем в это слово. Но, и с тем и с другим смыслом – нет, пожалуй.

– Почему?

– Родители считают, надо сначала образование получить, семью и учёбу трудно совмещать, особенно женщине, – Вера выронила, как понял Глеб, нравоучительную фразу Натальи Александровны, невольно скопировав её интонацию.

– Хочешь сказать, твоя мама всё запланировала? Типа: дочка оканчивает институт, мы ей сразу жениха находим?

– Именно так, – Вера кивнула, не уловив сарказма.

– А не получится?

– Почему же, алгоритм действия довольно прост. Едешь к Ксении Блаженной на Смоленское кладбище, пишешь записочку – и святая находит жениха. Многие так замуж выходят, вчерашняя свадьба тому пример: Маша Ксеньюшке молилась, очень уж ей семью хотелось. – Вера перевела взгляд с переполненного катера, шумного, яркого на собеседника. – Ты крещёный?

– Крещёный, – Глеб по-прежнему серьёзен: слишком непривычно то, что с ним происходит, даже щекотно внутри.

– Но в церковь не ходишь?

– Не хожу.

– Хоть раз в жизни причащался?

– До трёх лет нянька украинка водила в церковь, причащался.

– Ты рос с няней?

– Да…, с няней и без мамы.

Вера, остановившись, пристально посмотрела Глебу в глаза, он не отвёл их, и ему показалось, что в теплеющей осенней зелени радужки зарождается понимание.

Уличные музыканты, почти целый оркестр с ударной установкой, электрогитарой, трубой и валторной, расположившиеся прямо на мостовой, закончив с летним мотивом «Белых ночей», понеслись в зиму на трёх белых конях, и Вера, выудив из кармана пару монет по десять рублей, опустила те в шляпу.