Зрители вспомнили свои мысли про надоевшие вороньи вопли, про власть, про детей в песочнице, а на земле стояла коробка с воронятами. И каждый, казалось, мог что-то сказать, чтобы спасти гнездо, или ничего не сказать, тем самым приводя сценарий к некоему запланированному финалу. Но отчего-то никто ничего не спрашивал у парня в кедах, словно одно слово могло разлить угрозу на собственных детей. А может быть, щемящее чувство вины за желание покончить с криками, которое так нежданно воплотилось в виде расправы над чьими-то детьми, обратило всех в безмолвные статуи, над которыми продолжали свою горлянку вороны.

Постепенно, словно обретая слух после оглушительного выстрела, зрители на площадке с песочницей пришли в себя. Парень уходил прочь с коробкой в руках, а за ним, словно под гипнозом, потянулись мамы. Позади, отставая на шаг, за руку молча шли дети. У фонтана к идущим присоединилось ещё несколько пар – большие и маленькие. Что звучало у них в голове? Крики ворон, которые теперь звали на помощь людских матерей? Женщины шли вперёд, в нескольких шагах от коробки, которая летела по воздуху в мужской руке, словно не замечавшей драмы, разыгравшейся вокруг неё. Словно был какой-то приказ, который был выше участи чьих-то, пусть и не человеческих детей. Но следом шли те, кто не знал замысла, но понимал, что внутри найдутся силы и голос, чтобы крикнуть вместе с воронами, если это будет нужно. Человек из своего племени с русыми волосами зачем-то собирался причинить боль. А что идущие следом матери? Они вдруг стали всемогущими от той мысли, что могут спасти чьих-то детей. Они верили, что палач не осмелится свершить казнь под взглядами их блестящих, как у чёрно-серых ворон, глаз.

Что было в том конце парка? Мусорные ящики? Место, с которого и начались мысли о воронах? Не там ли им место? Место гнезду и отпрыскам тех, кто разоряет урны? Не хотите говорить по-человечески, жить с достоинством, как британские вороны, – вот вам!

К гаражу, где с криками сновали вороны, подошёл седой мужчина в белой рубашке с закатанными по локоть рукавами. Он, словно официант, нёс одноразовую тарелку, на которой, вероятно, было что-то съедобное. Забравшись на небольшой уступ, он заглянул на крышу, затем между гаражами. Зрители, не помешавшие «переезду» гнезда, бросились к нему, видя в нём такую же решающую в пользу жизни силу, как прежде видели её в антизначении в русом палаче.

Он шёл по стрелкам в виде рук, пальцев, голосов. Навигация привела его к невысокому дереву в глубине парка, где уже не было детей и песочниц, где развесистые ветви укрывали коробку и её обитателей. Дерево было за местным кафе, где и работал русый парень в кедах. Он, улыбаясь, ходил по уютному дворику кафе в виде деревенского домика за деревянным забором с воротами под старину.

Где еда, там много всякого зверья. Тут и собаки прибегут за костями, и кошки рады полакомиться. Ну вот же вам место, вороны. Человек сделал то, до чего вы сами не додумались. Однако ветви скрывали птенцов, но никак не их крики. Опять эти рассказы из «дней победы» о том, как младенцы плакали, а им рот кляпом затыкали, чтобы немцы их из подвала не услышали. Крыша гаража была видна со всех тополей и лип парка. И отлетающие за едой вороны видели опасность издалека. Что творилось под завесой очаровательной идиллической листвы, где теперь была коробка с птенцами, оставалось загадкой. То ли спали они, то ли кошка или собака какая их грызла. И летать учиться как оттуда? С ветки на ветку разве, и высота дерева не больше полутора метров. Недоглядел парень в кедах. И так и этак палач получается.