– Вы здесь нашли эти алмазы?

– Нет, – рассмеялся мистер Барт. – Недалеко от Сьерра-Паримы, много лет назад. – Полуприкрыв глаза, он стал раскачиваться взад-вперед. Щеки его покрывала багровая сетка склеротических сосудов, щетина на подбородке была чуть влажной. – Давным-давно единственной целью в моей жизни было найти алмазы, чтобы вернуться домой богачом. – Мистер Барт тяжело вздохнул, уставясь глазами куда-то за пределы хижины. – А потом в один прекрасный день я понял, что моя мечта разбогатеть, так сказать, пересохла; она перестала быть навязчивой идеей, да и сам я уже не хотел возвращаться в мир, который знал когда-то. И я остался здесь. – В глазах мистера Барта блеснули слезы, когда он сделал жест в сторону алмазов. – С ними. – Он часто замигал, потом взглянул на меня и улыбнулся. – Я люблю их, как люблю эти края.

Я так много хотела у него спросить, но побоялась вконец его расстроить. И мы умолкли, прислушиваясь к ровному, тихому журчанию реки.

Мистер Барт заговорил снова:

– А знаете, антропологи и миссионеры одного поля ягода. Для этой земли плохи и те, и другие. Антропологи даже лицемернее; они жульничают и лгут ради того, чтобы заполучить нужную информацию. По-моему, они свято верят, что во имя науки всякие средства хороши. Нет, нет, не перебивайте меня, – предупредил мистер Барт, замахав рукой у меня перед лицом.

– Антропологи, – продолжал он тем же резким тоном, – жаловались мне на заносчивость миссионеров, на их бесцеремонное и высокомерное отношение к индейцам. А сами-то хороши, никто так нагло не сует нос в дела других людей, как они, да еще так, будто имеют на это полное право. – Мистер Барт глубоко вздохнул, словно эта вспышка исчерпала его силы.

Опасаясь новой вспышки, я решила не защищать антропологов и утешилась разглядыванием алмаза, лежавшего у меня на ладони.

– Очень красивый, – сказала я, возвращая камень.

– Оставьте его себе, – сказал он и начал собирать остальные камешки. Один за другим он бросал их в кожаный мешочек.

– Боюсь, что не смогу принять такой ценный подарок, – хихикнула я и в свое оправдание добавила: – Я не ношу драгоценностей.

– А вы не считайте это ценным подарком. Считайте его талисманом. Это только горожане считают его драгоценностью, – сказал он небрежно, сжав мои пальцы на камне. – Он принесет вам удачу. – Он поднялся, расправив ладонями отсыревшие сзади штаны, и растянулся в гамаке.

Молодая женщина снова наполнила наши кружки. Потягивая приторно сладкий кофе, мы смотрели, как с приходом сумерек выбеленные стены приобретают пурпурный оттенок. Тени не успели вырасти, потому что сразу же упала темнота.

Меня разбудила Анхелика, прошептавшая на ухо:

– Мы выходим утром.

– Что? – мгновенно проснувшись, я выпрыгнула из гамака. – Я думала, что на поиски Милагроса у тебя уйдет пара дней. Сейчас я соберусь в дорогу.

Анхелика рассмеялась.

– Соберусь? Нечего тебе собирать. Вторую пару твоих трусиков и топ я отдала мальчишке-индейцу. Две пары тебе ни к чему. Иди-ка лучше спать. Завтра будет долгий день. Милагрос ходит быстро.

– Не могу я спать, – взволнованно сказала я. – Скоро начнет светать. Я напишу записку друзьям. Надеюсь, гамак и тонкое одеяло поместятся у меня в рюкзаке. А что с едой?

– Отец Кориолано отложил для нас на завтра сардины и маниоковые лепешки. Я понесу их в корзине.

– Ты говорила с ним этим вечером? Что он сказал?

– Он сказал, что все в руках Божьих.

Когда зазвонил к службе церковный колокол, я уже полностью собралась в дорогу. В первый раз со дня приезда в миссию я пошла к мессе. Индейцы и racionales заполнили деревянные скамьи. Они смеялись и болтали, словно на пирушке. Отцу Кориолано пришлось довольно долго их унимать, прежде чем он смог начать мессу.