Тогда я вот так же сидела на заднем сиденье и следила за тем, как его руки плавно крутят руль, как он, не напрягаясь и не нервничая, реагирует на все, что происходит на дороге. Давид был абсолютно невозмутимым даже в тот момент, когда какой-то камикадзе на черном мопеде возник из ниоткуда и чуть не попал под переднее колесо «мерса».

С Давидом мне было спокойно, это не могло не подкупать. Мне нравилось ощущение безопасности, которое он дарил.

Если бы за рулем сидел мой папа, он злился бы и ругался на тех, кто играл в «шашки» и подрезал все попутные машины. Если бы был Рома, мы бы ехали со скоростью улитки, потому что машина дорогая, ее нельзя царапать. Этот страх чувствовался в каждом его слове, каждом движении. Он переживал только за тачку!

Но с Давидом все было иначе. Его не волновало то, что может случиться с «мерсом», он не отвлекался на «шумахеров» и «черепах», что окружали нас на шоссе. Давида заботила только его пассажирка.

Он вел плавно, спокойно и очень уверенно. Я чувствовала себя чем-то хрупким, очень важным и драгоценным — таким, что нужно оберегать любой ценой. Возможно, даже ценой своей жизни. В тот вечер мне показалось, что дело было не в том, что Давиду платят за эту работу. Мое пьяное подсознание шепнуло, что дело было только во мне.

Эти ощущения, да еще в сумме с «Мартини» подтолкнули меня туда, куда не стоило наступать.

Давид, пока мы ехали из кафе, изредка поглядывал на меня в зеркало, но молчал. Я же пристально изучала его черты лица, ресницы, глаза. Я любовалась им и пыталась найти хоть какой-то изъян.

Обычно, когда мне нравился парень, но я понимала, что дальше единичного секса мы никуда не продвинемся, я так и делала — выискивала то, что могло оттолкнуть меня: оттопыренные уши, нос «картошкой», редкие противные усы — да что угодно, что могло отвернуть меня. Но с Давидом это, как назло, не срабатывало. Мне все нравилось в нем. Вообще все!

— Вы водите так, словно боитесь разбить меня, — я решила первой с ним заговорить.

— Это так. Нужно оберегать то, чем дорожишь.

— Правда? — удивилась я. — Значит, все то время, что мы с вами практически не пересекались и лишь изредка встречались во дворе, вы действительно пялились на меня? А я уверяла себя, что мне это кажется. Вы так ловко отводили взгляд, что я не успевала вас подловить. А тут вон как громко сказано: дорожишь.

— Не пойман — не вор, — уголок его рта потянулся вверх.

— Ну, да...

Мы подъехали к дому, Давид медленно свернул в сторону гаража. Он припарковал машину и вышел первым. Открыв мою дверцу, подал руку, чтобы помочь мне выбраться. Я сделала шаг, выпрямилась и оказалась настолько близко к водителю, что сумела разглядеть крохотную родинку под бровью.

Мы стояли и смотрели друг другу в глаза.

— И много в вашей жизни такого, что вы хотите оберегать? — вперед мозга вел меня пьяный язык, пока я с упоением втягивала запах пряной туалетной воды Давида.

— Нет. Но у вас, Елена, почетное первое место, — не отводя взгляд, уверенно ответил он.

— О, как! Давид, это очень глупый подкат.

— Я таким не страдаю. Если мне нужно, я завоевываю.

От его слов я аж пошатнулась. Или это был алкоголь?

Его подкупающий запах, его смелый взгляд и губы, попробовать которые я захотела, подталкивали меня к глупому поступку все ближе.

«Критический минимум! — громко пищало у меня в мозгу. — Столкновение неизбежно!»

А уводить пьяный корабль «Елена» было некуда, расстояние все сокращалось, тепло парня было все ближе, я чувствовала его губами.

— Вы сами начали этот разговор, Елена. Я ведь молчал.

— И долго бы вы молчали?

— Честно? — он будто нарочно не отводил взгляд, чтобы я чувствовала кожей каждое слово, каждую букву, и утопала в его серых глазах.