– Это только ветер…
Возможно, шепот шел из окон, на которых висел тюль с изображением ангелов с почерневшими крыльями. Вслед за шепотом появилась женская фигура, легко и бесшумно, будто спустилась с потолка на стойку бара. Женщина была босиком, в телогрейке и короткой юбке, голова повязана теплым оренбургским платком. В руках она держала резиновые сапоги. Двигаясь по стойке, незнакомка как бы продолжала начатый танец. Она так свободно передвигалась в пространстве кафе, будто обитала здесь вечно. Один ангел на тюле исчез и вместо него образовалась дыра с обожженными краями.
Я не из тех, кто легко верит в мистику, но не мог не обратить на это внимания.
Спрыгнув со стойки и продолжая, словно во сне, двигаться в медленном ритме, женщина приоткрыла дверцу холодильника и достала бутылку шампанского, два бокала и поставила их на стойку. Открутив привычным движением проволоку на горлышке, она с шумом выстрелила пробкой в сторону развалившегося за столиком мужчины. Тот испуганно приподнял голову и чуть слышно с легким удивлением тихо произнес:
– Кто вы?
– Я? – переспросила женщина. – Да никто. Душа в пальто… То есть в телогрейке, – ухмыльнулась она. – Может, выпьем?
Женщина наполнила бокалы и поманила его пальцем, приглашая к стойке бара.
– Как вы здесь оказались? – спросил он, не трогаясь с места.
– Да просто пролетала над городом.
– Ну и летели бы себе дальше.
– Знаешь, устала я, да и погода нелетная, – усмехнулась она. – Не стесняйся, садись поближе, а хочешь, потанцуем? Или как там в песне поется: «Я совсем танцевать разучился и прошу вас меня извинить…»
– Да я вам в отцы гожусь, – ответил мужчина.
– Ну, это мы еще посмотрим, на что ты годишься. – С двумя бокалами она подошла к его столику и поставила один перед ним. – Ну что, маэстро? Не хотел бы ты написать мой портрет?
– Портрет незнакомки? Его уже написал Крамской. Правда, есть портреты и получше… хотя сама идея привлекательна. В «Незнакомке» заключена тайна, ее хочется разгадать или хотя бы прикоснуться к ней. Хочется остановить мгновение, удержать, чтобы незнакомка не исчезла… из экипажа, или в чем она там сидит. Не помню… Но тогда, правда, нарушается фактор времени. А время – это самое важное. Я бы обозначил его мгновением. Ну, например, ночь… одна ночь…
Она залпом выпила свой бокал и отошла к стойке, чтобы вновь наполнить его. Потом, помедлив, взяла бутылку и вернулась за столик.
– Кстати, по поводу одной ночи, ты не против провести ее со мной? Тебе не хотелось бы узнать меня поближе?.. Как говорят, изнутри?
– Я не понимаю, почему вы иронизируете по поводу одной ночи? – пожал плечами незнакомец. – Поверьте, за одну ночь иногда можно узнать больше, чем за вашу недолгую жизнь. Представьте себе – отсутствие привычных знакомых стен, бессмысленных телефонных звонков… Вам не хочется быть ни сдержанной, ни умной, вы знаете, что у вас всего несколько часов, которые вы отпустили себе на стриптиз… Потом, позже, утром, как только забрезжит рассвет, вы натянете на себя свое барахло, зная, что никогда… никогда не встретите больше человека, перед которым разделись догола. Разве вам не хочется выплеснуть, опрокинуть на него все, что накопилось у вас в душе за долгие годы? Исповеди, как правило, происходят не в церквях и не на ухо родственникам, матерям, женам, а в дороге, поездах, дилижансах, барах, посторонним, незнакомым, чужим людям, которым вы сами и ваши откровения, как говорят, до лампочки, до фонаря… Да и слушают они вас полузакрыв глаза, позевывая в ладонь. Но никого это еще не останавливало…
– Что же останавливает тебя? – спросила она.