Какая-то бойкая девица полезла на паровоз и стала что-то объяснять штатскому. Послышался отчаянный баритон, переходящий от мороза в фальцет.
– Да поймите же! Это совершенно невозможно, будь у вас там кто бы то ни было. Там немцы. Куда вы хотите ехать? К немцам?!
Последние слова разом всех остановили. А как же родители? родственники? знакомые? Да и просто все те, кто там жил. В таком недавно близким и ставшим далёким по причине, от них не зависящей. Туда нельзя было не только поехать, но и даже написать!
Вечером Анюта с Катей решили пойти в госпиталь. Кем угодно, но только быть рядом с теми, кто мог помочь им вернуться домой. Всю ночь они мечтали, как они будут ухаживать за ранеными, читать им письма, писать ответы…
Утром их ночным планам не суждено было исполниться. В начавшейся неразберихе их внесли не в те списки, и они оказались под командой штатского с паровоза, а к концу года мастерски собирали взрыватели, засунув руки в бронированный бокс с толстенным стеклом на уровне глаз.
Тётя Поля сидела на своём обычном месте – за столиком при входе. По её дежурному кивку Анюта поняла, что Андрея пока нет. Она пошла в свою комнату, в которой вместе с ней жили ещё семь студенток. Комната была небольшая, и межкроватного пространства оставалось немного. Койки Анюты и Кати стояли рядом и ничем не отличались от заведённого комендантом порядка. Отличие занимаемого студенткой объёма начиналось на третьем ярусе: пол, кровать, тумбочка. Катин третий ярус был аккуратно прибран, застелен кружевной бумажной салфеткой, по краям которой симметрично стояли две зеленоватые вазочки со вставленными в них бумажными цветками на проволочном стебельке, сохранившиеся у Кати ещё с последней первомайской демонстрации. Между вазочками примостилось маленькое зеркальце. На Анютиной тумбочке не было свободного места от необходимых ей вещей и вещиц. Между баночками, тюбиками, разнокалиберными флаконами попадались огрызки красных, синих и чёрных карандашей, чернели заколки, часть которых была насыпана на обрывках бумаги, густо намазанных красными штрихами. Времени на уборку мусора у Анюты не хватало. Прижавшись боками к стене, стояла стайка маленьких белых слоников, ранжированных по высоте. Самых маленьких слоников прикрывала фотография Василия Белова – её однокурсника и ухожора. Белов был на два года моложе Анюты, жил в Москве с родителями в отдельной квартире. Родители часто оставляли сына одного по причине частых и разной длительности командировок. Белов-старший был кинохроникёром. У матери тоже была какая-то киношная профессия.
Когда родители Белова уезжали, вся их квартира поступала во власть студентов. Они почти ежедневно собирались в квартире Беловых, среди многочисленных вещей которых был английский патефон, под звуки которого проходила большая часть вечеринки. В группе был свой фотолетописец – Венька Комаров, любивший из групповой фотографии сделать нечто монументальное. Он загонял всех на огромный диван и долго придавал каждому телу своеобразное расположение членов, группируя их таким образом, что свежему человеку было трудно определить чьи фрагменты тел где располагались.
Сейчас родители Белова были в Прибалтике, и их приезд планировался в середине сентября. Анюта, вызывая брата, рассчитывала, на первое время, на гостеприимство Белова. Это было необходимо и из других соображений. Белов, оставаясь с Анютой наедине, сильно распалялся, и Анюта опасалась за себя. Она надеялась, что присутствие брата ограничит Белова в его порывах.
Вообще квартира Беловых не нравилась Анюте не только обилием ею никогда не виданных вещей и даже элементарным незнанием их применения, но и самой обстановкой и тем духом настороженного отношения к ней как самой обстановки, так и родителей Белова. В чуть ли не в светском отношении внутри семьи. И даже мужские имена настораживали и требовали особого обращения к их носителям. Белова —старшего звали Иван Васильевич, младшего – Василием Ивановичем. И как по секрету ей сказал Белов, своего сына, если таковой будет, он должен назвать Иваном. Было во всём этом нечто от «Войны и мира». Николай Андреевич, Андрей Николаевич, Николенька Болконские.