– Будем на связи, – Персефона через силу улыбнулась владельцу зала и выбежала на улицу. Точка-Артемис по-прежнему оставалась на месте, и – хвала электричкам – была в двадцати минутах езды.

Парк встретил Персефону сырым шелестом листвы, шорохом гравия под каблуками и призрачным танцем теней, не смеющих сунуться под стерильно-белый свет фонарей.

– Артемис?.. – шёпотом позвала Персефона.

Нет ответа. Лишь шум прибывающего поезда и тихий плеск воды ниже по склону. Чей-то всхлип там же.

– Прости-ите меня, – голос надломленный, почти детский, – и проща…

Стремительная тень пронеслась над плечом Персефоны, едва не сбив её с ног. Человеческий вскрик слился с рычанием двух собак. А может, их было больше. Что она будет делать, если там целая стая, Персефона, включая телефонный фонарик, не придумала. Только не бежать. Надоело уже бегать…

Острый луч света метался по деталям, не в силах охватить всю картину. Бледное испуганное лицо подростка. Раскрытый перочинный ножик в правой руке; царапина на левой полнится кровью. На заднем плане – заросли сухостоя, сносимые прочь яростной битвой. Утробный вой, переходящий в отчаянный скулёж о пощаде. Короткий хруст разгрызенной кости. Тишина.

– Доврага све2…

– Артемис?..

– Перс-сефона?! Откуда… Прош-шу, не с-сейчас. Ребёнка на свет… выведи.

Влажные салфетки одна за другой ложатся на хрупкое запястье подростка. Паренёк в куртке не по размеру, распахнув глаза, смотрит на дело рук своих, будто не сам минуту назад едва не сотворил страшное. Персефона шепчет что-то над раной, обвязывая её чистым платком. Безумное напряжение юного существа, прошедшего по грани над пропастью, находит выход в неудержимых слезах.

– Можно, – Персефона разрешает пареньку выплакаться до конца, принять минуту своей слабости и перерасти её. – Можно…

Потом оба находят Артемиса. Он лежит среди травы лицом в ночное небо, прикрыв глаза, чтоб не пугать никого нечеловеческими зрачками. Того, с кем (или чем) он дрался, не видать, лишь трава неподалёку то ли выжжена, то ли облита чёрным. Чёрная полоса наискось идёт от упрямых губ к высоким скулам охотника.

– Бродит по миру тёмная хтонь3, – цитата стихотворения кого-то из клубных авторов в исполнении брата заставила Персефону вздрогнуть. – Не думает, что на её хищную радость свой ловец найдётся… А пацана надо бы домой вернуть.

– А можно я лучше у друга переночую? Он тут недалеко живёт…

Персефона глянула сквозь ресницы: аура у подростка похожа на полинявший дождевик, со спины изрядно изодранный. Не столько неведомой хищной сущностью, сколько теми, кто зовётся его родителями. Такого грех не доесть в пору Охоты…

– Веди до друга, – голос Артемиса уверенный и почти спокойный. – Проводим.

…Вновь, будто вечность назад, подбирала Персефона подходящую футболку для Артемиса да слушала шум воды в душе. Кстати, уже без писка: брат умудрился что-то подкрутить в «клятой трубе» и тем спас психическое здоровье соседей снизу.

Причину своего внезапного путешествия Артемис изложил кратко и больно: те, на кого он охотился давным-давно, будучи княжеской гончей, пришли поквитаться, подожгли сторожку в самый тёмный ночной час.

– Думали живьём меня спалить, видимо. Только я вовсе не спал там в тот момент…

Что стало с поджигателями, Персефона уточнять не стала. В лесу всякое случается.

Встречный вопрос от Артемиса не заставил себя ждать:

– Но ты-то как меня нашла, да ещё столь вовремя?

Не посмела Персефона рассказать брату о приложении, выпустила на свет полуправду:

– Интуиция…

И следом, без передышки, спросила – как в море со скалы сиганув:

– Чем могу пригодиться в твоей охоте?