Сенчин остановился в нескольких метрах от протоки, вспоминая поваленное дерево, которое создавало собой импровизированный мост на другую сторону. Ледяные потоки совершенно не прогретые лучами солнца воды неслись под ним, вырываясь из источников озера. Даже в жаркий день, стоило только опустить в воду руки, как их моментально начинало сводить от холода.

«Давай слабак, ты просто боишься упасть в воду! Я всем скажу, что ты не смог перейти ручей!»

Голос Никиты прозвучал эхом, проносясь по всему лесу, словно призрак, вернувшийся из прошлого и Сенчин, огляделся по сторонам. Он почти увидел перед собой парнишку, бегущего в сторону протоки, к тому месту, где не так давно упало дерево, давая возможность попасть на другую сторону не замочив ноги.

Он скользнул взглядом по уходящей к протоке низине, за многие годы сильно поросшей травой и вспомнил про небольшой пляж из желтого песка. Именно туда они направлялись, прихватив шахматную доску, в тот день, когда упали в воду, испугавшись бездомной собаки. Ледяной поток накрыл подростков с головой, и быстрое течение унесло большинство шахматных фигур вниз по течению. Затем они сидели и дрожали всем телом на берегу, в промокших одеждах, толкая друг друга локтями в бок, даже не зная, что через пару недель, Никиты не станет из-за двухсторонней пневмонии.

Сенчин, стиснув зубы, подавил воспоминания, возвращая себя в реальность. Он стер тыльной стороной ладони образовавшуюся под глазами влажность, ощущая, как ком в горле, медленно проваливается вниз. Прошло более пятидесяти лет, а память все еще настолько жива, что он слышит голоса подростков, бегущих наперегонки, подгоняемых короткими фразами, нацеленными подстегнуть друг другу на самую неудачную авантюру в их жизни.

Двинувшись дальше по склону, Вадим уже начинал закрывать детские воспоминания под замок, когда увидел в сумраке леса силуэт, заставивший его забыть обо всем и замереть на месте, не двигаясь и не дыша.


8

Матвей закрылся в своей комнате, как только вернулся домой. Его отец спал в зале на диване, уже частично сползая на пол. На столе стояла грязная посуда с остатками еды и пара пустых бутылок. Проскочив мимо и не обращая внимания не мусор, который пареньку придется спустя несколько часов убирать, он забрался на кровать и, зажавшись в угол, словно загнанный зверь, остался сидеть в полумраке.

В голове пульсировал без остановки один и тот же образ, разукрашенный больным воображением, наполненный мрачными красками, вырисовывающими настоящего демона. Его черные, непроницаемые глаза, смотрят на дно выкопанной ямы, а руки продолжают откидывать землю в сторону, раз за разом углубляя импровизированную могилу.

Матвей закрыл глаза, опустив голову и постарался выгнать образы из головы, но как он не старался у него не получалось, более того, воображение с неистовой силой только начинало все сильнее набирать обороты, создавая из реальности ужасающий вымысел. Но самое страшное заключалось в том, что он готов был поверить в этот вымысел и принимал его за реальность.

Теперь этот человек в черном плаще, стал выше, капюшон, покрывающий голову, превратился в ужасающий дьявольский нарост, из которого исходили острые, костные шипы. Земля, вылетающая из могилы, падая, рассыпалась, и в ней копошились сотни червей, слепо расползающихся во все стороны. А завернутое в черный полиэтилен тело, шевелилось, оно двигалось, словно тот, кто был в него завернутым, находился в сознании, но при этом почти обессилен.

Матвей, сполз вниз по склону, чтобы не видеть тот момент, когда демон опустит тело живого человека на дно могилы, чтобы лишить себя зрелища самого погребения, но страх сковал его руки и ноги, не давая сдвинуться с места. Прильнув спиной к дереву, Матвей сидел на одном месте, тяжело дыша и не спуская взгляда с вершины пригорка, на который медленно, вынюхивая перед собой землю, поднялся черный волк. Он фыркал всякий раз, когда находил интересующий его запах и как только оказался на вершине, его острый взгляд переключился на мальчика. Волк несколько секунд стоял неподвижно, изучая, наблюдая и находясь в ожидании. Затем он опустил голову вниз и его шерсть на загривке поднялась дыбом, морда расплылась в жутком оскале и грозный рык донесся до Матвея, как смертельное предупреждение.