– …Вывих левой стопы, растяжение связок на обеих руках, внутренняя гематома трехглавой мышцы, трещина в лучевой кости, ушибы, ссадины, на правой руке сорваны ногти – helvete, Златовласка, ты нехило поразвлекся! Твое счастье, Людоедка говорит, что капитан это все залатает в одну минуту… И еще более счастье, что капитан, опять же, к утру отойдет – если б ты ее угробил, пожалуй, мне пришлось бы мстить Берг над твоим хладным трупом, потому что вмешаться я не успела бы, – Санька говорила сердитым, ироничным тоном, но рука ее, держащая губку у Сашкиного лба, двигалась ласково и нежно.

Тем же тоном она продолжила:

– Такой скромный, такой тихий – вот и отпускай тебя теперь с Княгиней вдвоем!

Сашка лежал на мягком диванчике кают-компании, и ему было все равно. Пусть отдают хоть под какие трибуналы, запирают на гауптвахту, выдают властям – сознание медленно отвоевывало территорию инстинктов, но сил переживать прошедший бой не было. Да и воспоминаний не было.

До утра – а там… что-то будет там.

– Это редкостная глупость, – заметила Княгиня с утра.

Чем компетентнее лекарь, тем менее заметны его усилия. Капитан Балл, должно быть, могла зарабатывать каждый день по десятку золотых частной практикой или запросто открыть свою лечебницу: по ней вообще было не видно, что она лечит. Она просто решительно размотала довольно хорошо наложенные Санькой повязки, расчесала Сашкины волосы для пущего укрепления здоровья специальной расческой, и он сразу почувствовал себя не просто лучше, а прямо совсем хорошо. Все это время она продолжала его ругать спокойным и холодным тоном.

– Я вам благодарна за решительные и ответственные действия, штурман, – говорила Княгиня. – В самом деле, если бы не вы, мне бы потребовалось гораздо больше времени, чтобы выбраться из этой переделки. Но прошу также заметить, что, говоря о магии крови, я не имела в виду, что вы должны пожертвовать жизнью, вытаскивая меня – а именно это вы почти что проделали.

– Я тоже не собирался жертвовать жизнью, уж поверьте, – произнес Сашка все еще слабым голосом, садясь на диване в кают-компании, где он провел эту ночь в каком-то болезненном, полном сомнений забытьи. – Просто не подумал.

– Любопытно, что вы подсознательно считаете себя больше вампиром, чем меншем. Несмотря на то, что прописано в вашем паспорте. Я-то, собственно говоря, хотела вас попросить о глотке вашей крови – тогда я смогла бы разорвать узы. С меншами это работает. А вы не поняли. Прошу за это прощения. Неуместной деликатностью, как выяснилось, я поставила вашу жизнь под угрозу.

Сашка вздохнул. Он должен был понять: обычная вежливость воспрещает вампиру попросить менша о крови прямо, даже если очень надо. Белобрысов был достаточно хорошо знаком с вампирским этикетом, чтобы представлять, насколько именно это неудобно. Это все равно как попросить у незнакомого человека на улице деньги или хорошо знакомого – провести с тобой ночь.

Куда как просто было полоснуть себя ножом по запястью. Вместо этого он полез кусаться: не хватило ума сообразить, что у него не хватит ни врожденной магии, ни физической крепости ввязываться в это дело на равных.

– Вы не виноваты, – сказал Сашка. – Я должен был… – он замялся, понял, что нормально не сформулирует, и задал вопрос, столь же отрывочный, как его попытка извинений. – А как вам удалось?..

Балл, однако, поняла.

– Старый фокус, – пожала плечами. – Видите ли… Если узда есть, не так уж важно, кто дающая, а кто принимающая сторона. Любую связь можно повернуть шиворот-навыворот, вот я временно и взяла часть вашей боли. Постаралась забрать как можно больше – но не уверена, что взяла достаточно.