Ближе к тронному залу послышались звуки лютни и скрипок. Оркестр! Это новомодное в Италии явление широко распространилось во дворцах знати... Ну, конечно, первыми были венецианцы – во дворцах дожей игралась не церковная, но светская музыка, и корольки с князьями в прочих итальянских провинциях не желали отставать от Ars Nova, «Нового Искусства», родившегося во Франции, но уже завоевавшего сердца жителей прочих европейских государств. Играли рондель «Tempus flendi et tempus ridendi, tempus plangendi et tempus saltandi» («Время плакать и время смеяться, Время сетовать и время плясать»). Бывший шут, ныне монах-храмовник, мысленно хмыкнул – тема вроде бы из Экклезиаста, однако, судя по музыке, мысли сочинителя были далеки от воспевания чистой духовности Божественных Промыслов. Слишком много страсти в звуках гамба-виол, флейт и лютни, плетущих изысканное кружево вроде бы повторяющегося, но каждый раз по-новому звучащего мотива и ритма, так и зовущего ноги в пляс...

А в тронном зале и в самом деле плясали. Король и придворные держались за руки и кружились в кароле, сама же музыка сильно напоминала известное бывшему шуту произведение его хорошего знакомого по жизни в Париже, Гульема Машо, «Remede de Fortune»... «Эти итальянцы даже музыки своей сочинить не могут!» – с некоторым раздражением подумал Первый Меч Тампля, после Франции и Испании так и не сумевший испытать к жителям Апеннин приязненные чувства. Уж слишком легковесными, лукавыми, а порой и откровенно трусливыми они ему казались. Интрига по-итальянски, после года жизни в Альгамбре, казалась примитивной, показное же бахвальство по сравнению с рыцарством франков и иберийцев и вовсе выглядело петушиным чванством.

Чинно поклонившись при входе в тронную залу, бывший шут приблизился к королевскому хороводу и был незамедлительно приглашен самим Его Величеством присоединиться к танцу:

– Любезный венецианец, дайте вашу руку и веселитесь с нами!..

Приняв руку короля (дела идут как нельзя лучше, подумал Первый Меч), бывший шут легко вписался в мерное движение кароля, танца, одинаково популярного что у крестьян, что у придворных в Европе. Впрочем, простолюдины танцуют более искренне и живо, здесь же большинство боится наступить другому на ногу и заполучить смертельного врага. Иной же намеренно подставляет ножку, дабы выставить недруга в смешном виде... Скучно! Однако надо и дело делать, пользуясь столь блистательной возможностью сразу заполучить благорасположение Его Величества Короля Сицилии и Апулии, известного капризным нравом и ветреностью настроений.

– Ваше Величество, – проникновенным голосом начал бывший шут, – вы столь же одарены талантами в кароле, познаниями в Ars Nova, сколь мудры в правлении...

– Еще одна лесть, и я поверю, что вы и вправду мужеложец, как утверждают некоторые дамы при дворе! – прервал текучую речь фальшивого венецианца король. – Но я интересуюсь лишь женщинами. Так что не тратьте на меня ваши чары. Впрочем, – Король приподнял бровь, предупреждая возможную торопливость со стороны гостя, – и не спешите излишне. Танцуете вы хорошо, и мне приятно видеть рядом человека, который наверняка не оттопчет мне ногу... разве что не сделает это намеренно?!

«Король не так глуп, как мне его описывали!» – с удивлением подумал Первый Меч Тампля. Следовало внимательнее приглядеться к этому странному монарху, не имевшему даже собственного войска, расточительному, как купец в день казни, и при этом пользовавшемуся безграничной поддержкой Рима. Следовало немного помолчать.

Кароль кружился, затягивая в свой неспешный водоворот всё новых входящих в зал гостей и придворных. Король упоенно кружил в танце, мягко, но уверенно, держа за руку бывшего шута, который всё искал пути, как бы возобновить с Его Величеством столь неудачно начатый разговор. Впрочем, никакого недовольства монарх не выражал, всё время улыбался фальшивому венецианцу и даже пару раз ласково кивнул, словно подбадривая сказать... но что?.. И вдруг снизошло озарение!.. Озарение пришло вместе с человечком далеко не благородного вида, явившегося в зал чуть позже и также влившегося в хоровод, но оказавшегося прямо напротив бывшего шута. В нарушение всех правил приличия он наклонился к уху короля и тихо прошептал: