От резких движений сестёр и непонимания происходящего я начала плакать, из-за чего раздражение взрослых нарастало ещё больше. Но я не могла остановить свой страх. Сквозь мой плач никто никого не слышал. Тётя Мария не выдержала и заплакала следом. Мама, не прекращая сборов, тихо утирала слёзы.

– Ну, чего вы тут клей разводите! Это не поможет. Положили смесь для питания девке? Нам надо спешить, поезд скоро.

– Положила, – с грустным вздохом ответила мама.

– Всё, я застёгиваю чемодан, – отрезал дядя.

Творится действительно что-то странное, не понимаю что именно.

Тётя берёт меня на руки, мама смотрит красными от слёз глазами, дядя Миша хватает чемодан. Мы уходим.

Мы уходим, понимаете? А мама остается дома!

Этого не может быть. Наверное, это снова страшный сон.

Почему я никак не могу проснуться?

Когда мы с тётей и дядей ехали в поезде, я поняла, что это не сон.

Оказывается, в том письме своей сестре мама написала, что не планирует брать меня с собой обратно. Писала, что, если они не приедут за мной, то оформит меня в детский дом. Возможно, потом заберёт, когда всё наладится. Но не сейчас. У тёти Марии с дядей Мишей есть свой ребёнок. Чтобы отправиться в такой долгий путь вдвоём, им пришлось попросить на работе недельный отпуск за свой счёт. Плюс занять денег на билеты и пристроить свою дочь на время к друзьям. Они не могли позволить, чтобы их племянница осталась в детдоме так далеко от своих родных – посовещались и решили приехать за мной.

От всех этих новостей мне стало не по себе. Я хныкала и пищала всю дорогу, а соседи по вагону мечтали об одном – чтобы мы поскорее сошли и они смогли бы поспать в тишине. Каждый из нас – тётя, дядя и я – думали о чём-то своём. Тётя – о том, чтобы меня не продуло в поезде, чтобы я не заболела от стресса. Дядя – о том, как бы эта история не вышла им боком. Ведь, что бы там ни было, ребёнок – это не собственность одного родителя. У ребёнка есть мать и отец, а у каждого из них – права на ребёнка. Дядя обдумывал варианты на случай, если что-то пойдёт не по плану.

Меня в том вагоне терзали разные мысли. Одна была самой сильной – как снова оказаться возле мамы. Всё равно, где жить и какими будут условия. Мне просто жизненно необходима была моя мама. Я хотела непрекращающимся рёвом вернуть её, выпросить, вымолить, выплакать. Когда слёз не осталось, плач уменьшился, вскоре он стал похож на скуление и позже совсем стих.

В те минуты я хотела перестать чувствовать. Чтобы все мои терзания остыли, стали холодными и равнодушными, как этот поезд.

Потому что поезду не было больно. У него нет страданий, только предназначение. Он то набирал обороты, то останавливался на перронах, то снова стучал на стыке рельс: чух-чух, чух-чух, чух-чух.

Начинался новый этап моей интересной жизни. Я не знала, каким он будет и что ждёт впереди, но твёрдо усвоила несколько моментов:

1. Мама – это может быть не навсегда.

2. Ребёнок и мама могут быть не вместе.

3. Иногда быть бесчувственной – спасение.

В этом сером поезде моя любовь заболела.

Уже месяц мы с тётей, дядей и моей двоюродной сестрой живём в семейном общежитии. Здесь всегда что-то происходит. То дети в коридоре сцепятся из-за игрушки, и взрослым приходится разбирать своих крикунов по комнатам. То соседка придёт за стаканом муки или мужики зовут дядю курить на улицу, то знакомая подсунет своего отпрыска на два часа – некому присмотреть.

Меня здесь не обижают, но очень хочется к маме. Всё время думаю – как она там, приедет ли ко мне, сколько ещё ждать, а вдруг она совсем про меня забыла. Неизвестность, как занесённый над головой меч: прямого вреда не наносит, но и успокоиться не даёт. Вот если бы кто-нибудь мог обнадёжить, сказав: «Потерпи ещё недельку или месяц, мама обязательно придёт». А то я всё жду, жду. Вдруг это напрасно.