– Осторожнее. Ты идешь или что? Выпить в судный день. Получила мейл?

Запрятанное в самом дальнем уголке компьютера вместе с банковскими счетами, напоминаниями о погашении студенческого долга, записками от администрации, эпическими письмами от матери, в том уголке, где если что не открывается, то его и в природе нет. Она прекрасно знала, что там лежит электронное письмо, и знала, о чем оно, но она бежит от людей, которые находятся в том же состоянии, что и Тори. Она бежит от себя.

– Я, Клер, Келли, Беверли, Швета. Ты – следующая.

Тори отсчитывает имена на своих распухших пальцах. Она на сносях. Ее лицо имеет львиные черты, щеки пухлые, выдающиеся. Улыбка большой кошки. Хищная. Ли смотрит на выставленный большой палец, который должен обозначать ее.

– Пытаюсь. Это не так-то легко.

– Попытка – это лишь половина удовольствия.

Комната полна смеющихся женщин. У них какое-то общее знание их пола, неведомое Ли. Она упирает руки в бока и улыбается, полагая, что нормальные женщины именно так себя и ведут, женщины, для которых попытка – одно удовольствие, и «ты следующая» не звучит как крик стражника в темном месте. Наконец они отправляются по традиционному кругу, где ни один голос не отделяется от другого, и Ли кладет голову на стол, закрывает глаза и позволяет им подтрунивать над собой:

В особенности, когда он похож на твоего. А он так хорош.

Он такой красавчик, твой Миишель. И повадки красавчика.

Бев, ты помнишь, когда мы в тот раз ходили к Ли, а у меня в машине окошко не работало и Мишель встал на колени с проволочной вешалкой? После я целый МЕСЯЦ рассказывала об этом Леону.

Он реально чувственный. Реально семейно ориентированный человек.

Каждый раз, когда я думаю: куда все добрые братья испарились, я думаю: дыши, по крайней мере, в мире есть Миишель.

Да, но они все уже разобраны!

ХАХАХАХАХАХАХАХАХА

Белыми девчонками!

Не, не будь ты такой. Ли, она просто прикалывается над тобой.

Не прикалывайся над Ли! Не ее вина, что твой Леон бесполезный – ублюдок.

Леон в порядке.

(Ни на что не способен. «Леон, ты что сегодня делаешь?» – «Кайфую с дружками». Сукин сын, вечно он «кайфует».)

Леон в порядке.

Но если серьезно, то тебе повезло.

И ты получаешь в придачу прическу с сушкой!

Мужчина, который может сделать тебе прическу. Это просто настоящий рай. Он может делать афрокосички, может делать наращивание…

Келли, зачем ей афрокосички?

Она не Бо Дерек.

ХА! (Не, Ли, ничего личного – извини, но забавно.)

Я просто говорю, что он профессионал. Какую хочешь прическу тебе сделает.

И он натурал. Точняк!

Точняк!

Хахаха

Точняк.

Да. (Попробовал бы он по-другому!)

Вот что меня убивает! Лучший из обоих миров. Но у тебя есть. Ты не знаешь, что родилась.

Она не знает, не знает, что родилась.

Ты не знаешь, что родилась.

Не знаешь.

Ты не знаешь, что родилась.

Наконец пять часов. Ли поднимает взгляд. Келли ударяет по ее столу.

– Конец, можно уходить!

Одна и та же шутка каждый день. Шутка, которая позволяется, если ты не Ли, если ты не единственная белая в Группе распределения фондов. В коридоре изо всех дверей высыпают женщины, высыпают на улицу в жару, с шоколадной кожей, готовые к теплой ночи на Эджвер-роуд. С Сент-Китса, Тринидада, Барбадоса, Гренады, Ямайки, Индии, Пакистана. Женщины, которым за сорок, за пятьдесят, за шестьдесят, но их бюсты, ягодицы, глянцевые ноги и руки, еще открытые для секса раннего лета, готовы тем манером, которым никогда не смогут быть открыты женщины из племени Ли. Для них солнце – роковая вещь. Такие красные, такие бледные. Все, что надето на Ли всегда, – длинное и из белого хлопка. Она похожа на святую третьего ряда. Она шагает в ногу с остальными. Минует место преступления, мусорную корзину, наполненную блевотиной и засунутую за цветочный горшок в комнате отдыха, потому что до туалета было слишком далеко.