Нудный моросящий дождь наконец прекратился. Сонно зевнув, Оттар откинул отяжелевшую овчину и недоверчиво глянул на светлеющее небо. В широких разрывах туч поблёскивали последние утренние звёзды.

Стараясь не разбудить спящих, осторожно переступая через скамьи, пробрался к брату на корму.

– Вроде стихло. Хвала Одину…

– То добрый знак, – согласился Олаф, зорко вглядываясь вдаль. – И волна стихает.

– Может чуть вздремнёшь? – поинтересовался младший. – Я постою.

– Держи, – Олаф уступил рулевое бревно. – А то я уже совсем задубел. Правь вон на тот мысок, – махнул на едва заметное пятнышко вдалеке. – Как дойдёшь, держи вдоль берега, а появится река, сразу меня буди, смотри один не суйся, понял?

– Да понял я, понял, – нетерпеливо кивнул Оттар.

– И за ветром поглядывай, а то что-то крутит с ночи, – дав последние наставления, старший потянулся, широко зевнул и побрёл к своей скамье. – И смотри буди, если что…

– Да ладно, не впервой, – отмахнулся Оттар. – Спи…

Смахнув налетевшие брызги, зябко поёжился и чуть приналёг на бревно. Драккар послушно взял вправо. Оскаленная лошадиная голова на носу покачнулась. Ветерок раздул всклокоченную гриву, словно кобыла и впрямь ожила и ударилась вскачь.

Оттар невольно улыбнулся. Ох и дорого же встал оберег, но оно того стоит. Не подвела колдунья. Так нашептала, что удача не покидает с самой весны. Сколько мехов, серебра взяли, а все живы-здоровы, а из ран лишь царапины одни. А те, что струхнули, пусть хлебнут лиха с Торкелем. Жалкие трусы! Как узнают, какой куш упустили, от зависти друг другу глотки перегрызут, псы шелудивые.… Теперь вот ещё рабынь помоложе с десяток взять и можно домой. Если тот купец не соврал, дело плёвое. Захудалая лесная деревенька, бабы, детишки, мужиков раз, два и обчёлся. Да и те, кто покрепче на промысле, остальные немощь. Лёгкая добыча, а какой куш! Почитай всю зиму можно как сыр в масле кататься. Теперь лишь бы только не сорвалось, только не сорвалось… О, могучий Один!

За неспешными размышлениями забрезжил рассвет. За спиной кто-то завозился и хрипло закашлял.

– Опять вся овчина вымокла… Проклятый дождь, да чтоб ему…

Оттар возмущённо оглянулся. Кому там не спится в такую рань?

Бурча всякие непотребства, коренастый крепыш на третьей скамье ожесточённо вытрясал намокшую накидку.

А, так и знал. Рыжий Ингвар, вечный задира. Видно эля вчера перебрал, теперь сам не спит, и другим не даёт.

– Эй, Рыжий, потише там! Олаф спит, не видишь? Всю ночь отстоял!

Недобро зыркнув, Ингвар шмякнул овчину на скамью и в сердцах сплюнул за борт.

– Да ладно, не бухти, без тебя тошно. Скажи лучше, долго нам ещё тут полоскаться?

Оттар небрежно махнул вдаль.

– Недолго. Вон до того мыска, потом в реку зайдём. Там они…

Ингвар хищно оскалился.

– Это хорошо. Ух уж и пощиплем мы сегодня селяночек…

Оттар отвернулся, невольно ухмыляясь. Верно говорит, задира. Пощиплем, всласть пощиплем. Ох, и горяч Рыжий до боя. И так слова поперёк не терпит, а как до стычки дойдёт, совсем бешеный становится. Весь в крови, топором машет, ревёт, как медведь на случке. Как жив-то сам до сих пор остался, либо оберег носит заговорённый, не иначе. Да и братец его, Ньялль, тоже хорош, хоть и на три весны старше. Рыжий, словно лиса-огнёвка, с виду вроде поспокойней, а как в бой, так лучше держаться подальше. Рожа перекошена, изо рта пена, своих зацепит, и не заметит. А уж вражьи головы сносит в два счёта, любо-дорого поглядеть. Берсерки, одно слово. Зато и доля их в добыче выше, для таких не жалко…

Солнце едва успело подняться, как появилась река. Мутное, издали видное пятно на прозрачной, как слеза, озёрной воде. Передав руль Ингвару, Оттар растолкал брата.