Однако Всевидящий Сехем, облаченный в шелковую тунику через левое плечо, в высоком цилиндре из коры пробкового дерева, украшенном жемчугом и тонкими бирюзовыми лепестками, и в широком ожерелье из пластинок слоновой кости, выдержал тяжелый взгляд главного советника.

Хентиаменти кивнул:

– Ну, что же, идем.

Стоило двум высшим служителям Великого Нефелима покинуть дворец, как на них немедленно обрушился полуденный зной. С безупречно чистого неба Амон-Ра излучал бесконечные потоки ослепительного света. Горячий воздух заскользил по телам, словно пламя жертвенного костра, и Черный Пес остро позавидовал прорицателю, голову которого спасала пробковая триара, а плечи – широкое ожерелье. Сехем спокойно шествовал вперед, и только темно-темно-коричневая кожа урожденного египтянина в ярком свете казалась отлитой из электрона.[8] В отличие от чернокожего Хентиаменти, который еще младенцем был принесен в жертву одному из храмов Великого Правителя, Сошедшего с Небес и Напитавшего Смертные Народы Своей Мудростью, а потому не знал ни имен родителей, ни своего роду-племени, всевидящий Сехем родился и вырос на берегах Нила. Во дворец он попал благодаря дару прорицания, проявившемуся еще в детские годы. Предсказания Сехема исполнялись всегда. Просто всегда, без всяких исключений.

Египтянин обогнул дворец, облицованный снаружи светлым песчаником, вышел на широкий мыс, тянущийся в сторону первого порога. От коричневых потоков, струящихся справа и слева, потянуло легкой прохладой, ветер кинул в людей немного водяной пыли, принесенной с порога, и главный советник Нефелима почувствовал себя несколько лучше.

– Ты умен, Черный Пес, – остановился Сехем, продолжая глядеть перед собой, туда, где струи илистой нильской воды с ревом пробивались между скалами. – Ты ловок и умен. Сегодня настал сороковой день, как Великий не открыл глаз, а никто еще ни о чем не догадался. К нему не удалось пробиться ни единому просителю, от него не потребовалось ни единого совета. Во всех сторонах света жизнь течет своим чередом, и многие миллионы смертных по-прежнему уверены, что над ними простирается могучая рука Великого, защищая их своею волей и высшей мудростью от любых невзгод…

– К чему ты ведешь, Всевидящий?

– Ты умен, Черный Пес, – покачал головой прорицатель, – но даже ты не сможешь скрывать истину вечно. Когда Нефелим не показывается на мысу сорок дней, смертные еще готовы поверить, что в этом нет нужды. Когда он не покажется еще столько же, они начнут тревожиться. Если они не увидят Великого полгода, начнется ропот. И тогда уже никакие слова не смогут вернуть правителям веру подданных. Будет лучше, Хентиаменти, если смертные услышат горькую весть от нас, а не догадаются о ней сами.

– Но, может быть, – сглотнул советник, – может, он еще проснется?

– Он проснется, Мудрый Хентиаменти, – положил египтянин ладонь на плечо Черного Пса. – Он проснется, но не здесь и не сейчас. Его сон будет долог, очень долог. Сотни веков проплывут над его усыпальницей, прежде чем разум Великого, правившего миром пятьсот лет, отдохнет и обретет прежнюю силу; прежде чем он снова сможет волей своей поворачивать вспять реки, поднимать в воздух горы, призывать ураганы… Он вернется куда более сильным, нежели прежде. Наш правитель не умер, Черный Пес. Он всего лишь спит. Вот уже сорок дней, как он не поднимает веки, как перестали биться его сердца и остановилось дыхание. Но на теле Великого нет никаких следов тлена. Запах его по-прежнему чист и свеж, кожа ровна и крепка, цвет ее здоров, как никогда. Я вижу, что души Ка и Ах