А мужики, что вывернулись из лодки, хватаются за скользкие камни, с трудом выбираются на берег веселящегося переката, и с ужасом наблюдают, как Окунайка прячет в заломе их лодку. Утрамбовывает все их шмотки в глубоченной яме, под огромную кучу наносных деревьев.

Перекат этот, последний перед озером, так и называется: Весёлый. А уже за ним Дальнее. Красивейшее озеро….

Это теперь там заказник. А в то время, о событиях которого пойдёт рассказ, угодья принадлежали местному зверопромхозу. Угодья были поделены среди охотников, и добывали там соболя, да белку. Иногда мясо готовили, но это редко, потому, как трудно его вывозить из предгорных районов, – только вертолётом. А это дороговато.

Летом на озере стояла бригада, – рыбачили. Рыба на Дальнем ценная, в основном белая: сиг, да пелядь. А осенью верхнюю Окунайку городили, и добывали мелкую, но вовсе ценную рыбку тугуна. А за доброй-то рыбкой и вертолёт сгонять можно.

Не далеко от зимовья, что кургузо торчало на берегу озера, был сооружён и забивался льдом каждую весну, ледник. Там и хранили бочки с рыбой. Тут же, рядом, была площадка для вертолёта. Правда, площадка маловата, но заход делали над водой, над гладью, а здесь уж, на опечке, мостились как-то, свешивая хвост над озером.

У зимовья горбатился покосившийся навес, где от дождя, да снега прятались поленницы дров. Там же, на гвоздях, развешивали сети, для того, чтобы рыбу выбрать, да распутать, от мусора очистить.

Чуть в стороне, ближе к берегу, стояла банька. Гости любили, напарившись, сигать голышом в прозрачные воды. Радостное гиканье разносилось тогда далеко над водой.

Все эти строения, сооружения, всё вместе, называлось базой. Если кто-то впервые ехал на Дальнее, и знал, что жить придётся на базе, увидев строения, невольно шарил взглядом по ближним пейзажам. Пытался отыскать базу. Но, первое разочарование быстро проходило. Любой был очарован великолепием озера, его сказочной красотой.

Когда Юра, ещё молодым охотоведом, побывал на озере, пожил там недельку, порыбачил, поохотился всласть, он понял, что больше искать нечего. Он просто влюбился в эти места.

Отработав охотоведом несколько лет, он закрепил за собой угодья, куда входило озеро Дальнее, перевёлся в штатные охотники и стал проводить на озере большую часть жизни. Летом и осенью часто привозил с собой жену, которая помогала управляться с рыбой. Вместе готовили на сдачу бруснику, а её в округе было видимо-невидимо.

Зимой охотился. Гонял по распадкам соболей, попутно собирал белочек.

Когда родился Мишка, – долгожданный сынок, жена уже не могла приезжать на озеро, чтобы помогать мужу. Юра взял напарника. А на самое горячее рыбное время, ему ещё давали пару человек в помощь. Так что летовали, в основном, втроём, или вчетвером.

Лето на озере пролетало незаметно. Работы было много, работа тяжёлая и неотложная. Дней отдыха не предусматривалось.

Да и какой отдых, когда сети стоят. Рыбу надо каждый день выпутывать, чистить, солить, бочки готовить, затаривать, да запечатывать. На лёд ставить. А то, по особому распоряжению, и лодку, загруженную теми бочками, гнать на центральную усадьбу промхоза. А это значит, на одного человека в бригаде меньше на несколько дней. Работы, получается, больше.

А ближе к сентябрю надо верхнюю Окунайку городить, – как бы не пропустить основной ход тугунка.

Так и катится лето, в трудах, да заботах. Быстро катится, будто по камням береговым вприпрыжку скачет.

Мишка, – сын, рос, как было сказано, «не по дням, а по часам». Крепким пареньком поднимался, в отца. Юра радовался сыну, любовался им. Любил очень. Всё мечтал о том дне, когда можно будет парня усадить в лодку. О том, как он покажет ему своё озеро.