В то же время, многие жители встречали воинов с радостью – юный князь Гостомысл нравился людям, а отца его, Буривоя, крепко уважали. Сказывалось еще и то, что жадных бояр-купчин не любили, считая кровопийцами, наживающими добро за чужой счет. Да и обученных воинскому делу среди населения города было совсем немного. В основном, смерды, мастеровые, купеческие люди. Холопов вообще никто не спрашивал, естественно.

Конунг воспользовался ситуацией и расширил свое подворье – захватил и присоединил соседнюю усадьбу, которая ранее принадлежала одному из мятежных бояр. Возражений не последовало. Да и некому возражать было – бывший хозяин зарублен в княжеском тереме лично конунгом.

Наконец, сопротивление было сломлено. К вечеру весь город был приведен к повиновению, порядок и власть князя в Ладоге-Альдейгье восстановлены. Всех пленных собрали в одном месте – на княжеском подворье, которое Гостомысл занял по праву.

От основной толпы отделили зачинщиков мятежа – бояр и их прихвостней, родичей и ближников. Княжеский суд над ними князь Гостомысл решил провести сразу, не откладывая. Пожегу и еще семнадцать активных его помощников казнили, повесив на наскоро сколоченных виселицах, в назидание всем. Их имущество было поделено между всеми хирдманами конунга и дружинниками князя, как положено, по справедливости.

Ничего не досталось только людям ярла Биргера, как решили Гостомысл с Хельги, объяснив это тем, что Биргер нарушил приказ конунга. Биргер открыто, при всех, спорить не решился, но явно затаил злобу. Конунг, прекрасно понимая, что вопрос с ним нужно решать немедленно, настойчиво пригласил ярла и весь его хирд в свою усадьбу. Биргеру ничего не оставалось делать, как проследовать, куда было сказано. В сопровождении хирдманов конунга, под присмотром, они все проследовали к поместью.

На суд конунга собрались все хирдманы и обитатели усадьбы. И даже Гостомысл с Белотуром пожаловали, с небольшой охраной в виде десятка гридней. Для Хельги и князя в большой двор вынесли два высокий кресла и установили их на крыльце длинного дома.

Биргер, в полном боевом облачении и при оружии, в окружении своего слегка поредевшего хирда, стоял посреди двора, прямо перед конунгом, гордо выпятив всклокоченную и местами подпаленную бороду. Викинги его понуро опустили головы, уставившись в землю. Большинство из них понимало, что их ярл совершил массу ошибок и не горели желанием спорить с конунгом Хельги Скогаттом и качать права. Несколько из них уже совсем разочаровались в своем ранее успешном лидере и даже немного дистанцировались от него, отойдя на некоторое расстояние. Но сам Биргер, похоже, совсем не понимал сути происходящего судилища. Судилища над ним.

– Почему ты запрещаешь взять то, что принадлежит нам по праву, Хельги Скогатт? – заорал ярл Биргер, брызгая слюной. – Мы захватили эти земли, здесь все наше! Я хочу получить свою долю и долю моих хирдманов!

– Ты ничего не перепутал, ярл? Я нанял тебя за плату, которую ты получишь в срок. Твои люди, как договорено, обеспечены снедью и выпивкой. О чем ты еще говоришь?

– Я говорю о доли нашей добычи за Альдейгью! – продолжил верещать Биргер. – Мы захватили ее, но ничего не получили!

– Альдейгью мы не захватывали, ярл! Ты чего-то путаешь, – конунг был совершенно спокоен. – Мы освободили город, помогли нашему другу князю Гостомыслу! Ни о какой добыче здесь речи быть не может!

– А я считаю, что может! Я потерял двенадцать хускарлов! Кто заплатит за их смерти?

– Твои хускарлы, как и ты, решили ограбить мою усадьбу! Мою! Слышишь? Значит, сами виноваты, получили по зубам. И ты виноват в их смерти первый! И еще. Вы ослушались моего приказа. Я же сказал ждать моего сигнала! Но ты ринулся грабить посад раньше, чем он прозвучал! Чуть не сорвал весь наш план! Нам повезло, что боярские гридни в детинце замешкались! Или ты забыл?