В первые часы похода от изнуряющей жары десятки солдат просто упали без сил и остались лежать на обочине дороги. Орри, и сам близкий к обмороку, рискуя получить нарекание от начальства, вернулся назад и помог одному еле плетущемуся солдату, который имел все задатки стать прекрасным сержантом, если только его не подкосит прежде местный климат, какая-нибудь болезнь, мексиканская пуля или тоска по Бруклину. Минут через двадцать солдат уже мог идти самостоятельно.

Ближе к вечеру четверых из взвода Орри прихватил понос. То же произошло с десятками других солдат в колонне. Придорожные канавы источали жуткую вонь и кишели тучами зеленых мух. Но дизентерия была не единственной болезнью, которой стоило бояться. Уже несколько недель офицеры были обеспокоены приближением сезона желтой лихорадки. Вспышки этой болезни ежегодно опустошали низинную часть побережья. Скотт хотел увести своих людей в высокогорье до начала этого сезона, и тревожный призыв Твиггса помог ему это сделать. Когда какой-то младший сержант пожаловался на то, что они идут слишком быстро, а ведь им нужно было пройти около шестидесяти миль, Орри тут же ответил:

– Как только доберемся до генерала Твиггса, вам сразу станет легче.

– Легче, потому что придется уворачиваться от пуль грязных мексикашек? Вы уж простите, лейтенант, только я не верю.

– Но это правда. Пули не так страшны, как понос и рвота.

Тем же вечером у походного костра Орри заметил, что дым поднимается ровно вверх, в чистый, не замутненный маревом воздух. И более прохладный. Они уже поднялись над прибрежной равниной, нездоровый климат которой порой напоминал ему о доме. Он сказал об этой перемене младшему сержанту, но тот по-прежнему был настроен скептически.

Появился сержант Фликер. Он доложил, что все караулы расставлены в соответствии с приказом Орри. Потом присел на корточки у костра, взял галету и принялся обирать с нее долгоносиков, как бы между прочим заметив, что преимущество сейчас скорее на стороне мексиканцев – уж слишком долго тянется затишье.

– Кстати, сэр… – добавил он, немного помолчав. – Все хотел вас спросить. Вам удалось познакомиться поближе с какой-нибудь из тех милых сеньорит в Веракрусе?

Орри был поражен дерзостью сержанта. Фликер, похоже, решил, что долгая служба дает ему определенные привилегии в общении с офицерами.

– Нет, сержант, – ответил он. – У меня есть девушка дома. – Это была вполне уместная, хотя и болезненная ложь.

– Вот как… – Выражение лица Фликера явно говорило, что он искренне не понимает, как одно может мешать другому. – Там попадались очень даже услужливые дамочки. Правда, мне не повезло. Я зашел в одно из их заведений как раз в тот вечер, когда какой-то капитан из Третьего пехотного грубо обошелся с девушкой, которой заплатил. Та подняла такой крик, что бандерша чуть было вообще не закрыла лавочку.

– Вы сказали, из Третьего? А как фамилия того капитана?

– Бент.

– Я слышал о нем, – тихо сказал Орри.

– Понятное дело, слышали. А кто не слышал? Мясник Бент – так его солдаты прозвали после того ужаса, что он учинил в Монтеррее.

– Об этом я не знаю.

– Вы ведь проходили через этот город прошлой осенью? Тогда, поди, помните план укреплений с восточной стороны? Ну, там еще Черный Форт на главных подступах и другой, названный в честь какой-то дубильни, что ли, – чуть в стороне, помните? Бент был в колонне Гарланда, они шли через Черный Форт. Обстрел тогда был лютый. Когда отряд повернул, огонь с редута просто шарахнул по левому флангу. Люди бросились бежать, думали укрыться на ближних улицах. Но укрыться там было негде. Мексикашки как будто палили из каждого окна, из каждых садовых ворот. В общем, там такое началось – рехнуться можно. Единственным спасением было побежать на соседние улицы, где пряталось уже не так много этих головорезов. Там же Бенту и всем остальным можно было укрыться и от непрерывного огня с фортов. Но Мясник Бент спасать никого не собирался. Он решил стать героем и вышибить засевших в редуте у дубильни. И отправил туда взвод.