– Мам, мне не верится, что мы это делаем… и я тебе обещаю, нам в будущем не придется опять занимать.

У мамы в глазах появились слезы. Ее возрастные морщинки в уголках глаз делали взгляд добрым и нежным.

– Сыночек, я благодарна тебе за то, что ты вопреки своему упертому характеру принял мои советы и получил высшее образование. Я очень рада, что ты не занимаешься гадостями, твои трезвые рассуждения помогают поступать правильно и делать то, что поможет тебе в дальнейшей жизни. Ты добьешься того, чего хочешь, а я тебя поддержу в любой ситуации, какой бы тяжелой она ни была. Знай это.

Я посмотрел маме в глаза, взял ее исцарапанную розами руку и сказал:

– Мамочка, я знаю. Я достиг всего этого только благодаря тебе и терпению, которое ты проявляла, когда я показывал свой упертый характер. Я понимаю, чего тебе стоило занимать эти деньги… – и я показал на блокнот, который почти полностью был исписан цифрами и именами. – Я обещаю: в дальнейшем тебе не придется работать. Рассчитаемся с долгами, и я сделаю все, чтобы твои руки не мерзли на рынке зимой… – Мама подрабатывала зимой на рынке, продавая зелень. – Чтобы эти руки обрели долгожданный покой, и затянулись на них навсегда эти рубцы… – говорил я с обнадеживающей улыбкой, поглаживая большим пальцем глубокую царапину на ее руке. – Я отблагодарю всех твоих друзей, которые тебе помогали и поддерживали не только словом, но и делом, – взяв в руки блокнот, я поднял его вверх: – Они были всегда к нам добры и не отказывали в помощи, и причина тому – твоя порядочность… О! Так и запишем, – с умным лицом добавил я в шутку.

Мама расплакалась, а я понимал, насколько ей тяжело это осознавать. Ей просто не верилось, что после такой напряженной жизни без отдыха, когда ей приходилось работать на нескольких работах и тянуть двух парней, наступила наконец белая полоса. Для нее все, что я сказал, было невозможно, она просто не верила. Это как сказать инвалиду, который всю жизнь лежал не вставая, что он скоро пойдет, и предоставить все факты в доказательство— он все равно не поверит.

– За Назара беспокоюсь, наверное, ему там нелегко… но даже в тяжелый момент он не попросит ни копейки. Переживает мое материнское сердце, – с волнением сказала она, уставившись в пустоту.

– Мам, не переживай, все у него получится. Главное, что он старается, и я уверен, он найдет свое, а мы его поддержим.

Нашу вечернюю беседу прервал телефонный звонок, я ответил и ушел в свою комнату, закрыв дверь. Мама все аккуратно сложила в отдельную папку, которая была подписана от руки: «долги».

Выйдя из комнаты уже одетым, я сказал быстро:

– Все, мам, я побежал. Я с Викой, не переживай.

– Вике привет огромный… Сева, возьми блюдо, которое она забыла в прошлый раз, – и мама протянула мне чистое блюдо, в котором Вика приносила на ужин необычно вкусный салат.

Я чувствовал прилив новых сил, с которыми преуспел больше, чем все мои знакомые и так называемые друзья, с кем мне буквально недавно было хорошо. Мой круг общения значительно сократился. Многие уже не уделяли мне внимания после того, как несколько раз безуспешно пытались позвать меня на какую-нибудь гулянку, где мне уже было неинтересно. И так отсеялись все те, кому я был интересен только в такой развлекательной обстановке. С Димой я виделся крайне редко, и то в основном на тренировках. Он от меня не отворачивался, а наоборот, был рад и никогда ни в чем не упрекал.

– Сева, дружище, ты хоть звони периодически, а то пропущенные от тебя остались уже где-то внизу списка вызовов в моем телефоне, – с улыбкой сказал он.