– Теперь мы будем сражаться иначе.
Он прошелся по комнате, окинул привычным ласковым взглядом оружие на стенах.
– Наш мудрый паша, да продлит Создатель его дни, превосходит всех смертных умом и опытом, но даже ему не открыты тайны Будущего. Он многое поведал мне, пока мы были с ним в святых местах. Но многое не открыл. Он как шахматист, двигает фигуры на доске жизни, и каждая ходит так, как умеет. Мы маленькие люди, но мы должны сделать все, что нам поручено, и сделать честно. Но и самый умелый игрок может проиграть, на все воля Бога. Мы не должны роптать, ведь фигурки на доске не обсуждают решений шахматиста. Садись, дорогой, сыграем партию.
Они уселись перед низким столом с литыми чугунными ножками, с шикарной инкрустацией из черного дерева, слоновой кости и серебра. Эмир уступил молодому человеку белые фигуры, и они молча углубились в интриги, чреватые не просто самим существованием фигурок на доске, где ни сила, ни власть, ни хитрость, ни стратегический замысел – ничто не гарантирует победы, кроме самой борьбы. Постепенно их охватил азарт сражения, и каждое решение стало для игроков в тысячи раз важнее, чем соображения исхода партии – подумаешь, два взрослых человека в течение двух – трех часов передвигают резные фигурки по шашечкам боевого плацдарма. То есть ответственейшие решения принимались в самой что ни есть безответственной ситуации. Но в то же время оба знали, что есть что-то поважнее, чем соперничество, и что это что-то не должно быть подвергнуто угрозе.
Молодой человек из почтения не посмел поддаваться, и играл осторожно, осмотрительно, но не дерзко. Он отклонил жертву слона в дебюте, заперся в глухой защите в миттельшпиле и маневрировал, отдавая инициативу и надеясь, что эмир воспользуется позиционным перевесом. Выиграть он не смел, но не хотел показать и слабости.
Сквозь плотные портьеры пробился яркий закатный луч солнца, во дворе замычала корова, весь день щипавшая где-то неподалеку сухую травку. Эмир словно очнувшись, внимательно посмотрел на своего противника и предложил ничью:
– Мне нравится, как ты строишь партию, сынок, ты не сделал ни одной ошибки, и не взял на себя ответственности, не пошел в атаку. Молодец, ты меня правильно понял. Я же знаю, что мы можешь играть и иначе, мне говорили, какой ты отчаянный смельчак. Вот смотри, самая сильная фигура – ферзь, верно? А вся власть у короля. Хотя сам он не боец. Индусы неспроста разделили силу и власть. Подумай об этом. Иди, отдыхай, помойся, помолись, вечером поужинаем с моей семьей, а о делах подробно поговорим завтра. Я тобой доволен.
Закат привычно мешал в небе лимонные, малиновые и бирюзовые краски, не обращая внимания на принятые у людей каноны красоты. Посвежело, длинные тени от чинар и домов стали кусками черной ночи, и во дворе сошлись, как обычно, свет и тьма, день и ночь, солнце и луна. Молодой гость (имя которого я раскрывать не стану, чтобы предупредить ваше, милые читатели, неистребимое желание локализовать нашу историю в географическом, культурном и этническом пространствах. Вот это напрасно. Весь смысл нашей истории как раз в том, что она нигде конкретно не происходит – и наоборот, происходит везде. Но, конечно, не всегда.), утомленный дорогой, обильной едой, неожиданными переживаниями вошел в отведенную ему комнату. Зажег свет. Девушка, которую ему прислали на ночь, была уже в постели. Молодое еще тело, но уже пепельно-серебряные стриженые волосы. Как-то слишком угодливо, поспешно, ни разу не взглянув на него, она занялась своим делом, а потом робко попросила его остаться с ним до утра в комнате. Он ничего не понимал, на ее теле не было ни синяков, ни следов иглы, только слишком тонкая серая кожа и полное отсутствие выражения в глазах. Он даже ударил ее – так, несильно, посмотреть, как реагирует. Она почти не заметила удара, не почувствовала боли. Только посмотрела, будет ли еще бить. Расспрашивать, да и вообще разговаривать с ними не принято, да и о чем с ними говорить? – но, засыпая, он так и не мог представить себе, чем это ее так сломали.