– Не появился? – бросил Кате Коростылев, проходя мимо.

– Он здесь, все в порядке.

– Слава богу…

– Еще пойдете? – обеспокоенно поинтересовалась Катя, глядя на их утомленные выражения лица.

– Ага, – подтвердил Сергей, с жадностью глотая чай.

– А что там, ты смотрел? В ящиках?

– Не трогай ничего. Еда тоже есть, – ответил он, зачерпывая кружкой из котелка. – Я приду, сам разберу.

– Рис и тушенка? – упавшим голосом спросила Катя.

– Не только, – подавил улыбку Коростылев, и, посмотрев на остальных, кивнул: – Пошли?

– И не дали ящики, где еда, – спохватилась Катя, когда мужчины ушли. С угла террасы в подвал вела крутая лестница. Подвал только назывался подвалом, потому что находился на уровень ниже, чем основные комнаты в доме. Центральное помещение с невысоким потолком было огромным, длиной больше ста метров. Далее подвал разветвлялся на всевозможные тупики, которые оканчивались земляной стеной или грудой камней. Не удержавшись, Катя спустилась к стоящим у лестницы ящикам. Она отогнула крышку одного ящика, второго – приборы, крепления, струны, рычаги, мотки проводов, транзисторы, микросхемы, платы, блоки чипов – все было аккуратно упаковано и промаркировано.

«Скорей бы Сергей собрал эту установку, и мы ушли отсюда», – мысленно пожелала Катя и поторопилась наверх.

– Никита! – шепотом позвала она.

– Я здесь.

Катя протянула ему жестяную кружку.

– Пойдем домой, – вновь позвала она его. – Там нет никого. Они ушли за ящиками, который сбросил вертолет.

– Сейчас пойдем, – отозвался Никита, задумавшись о чем-то.

– А остальных как зовут?

– Степан – это тот, зеленоглазый, русый, который смеется над тобой. Второго – темненького, губастого, не знаю, по-моему, Сашей.

– Вы разве не знакомы? – удивилась Катя, вертя в руках спичечный коробок. Потом достала спичку и зажгла, смотрела на появившийся огонь, светом вырвавший из темноты очертания лица Никиты, его пепельные волосы, темные, ровные брови и черные, густые ресницы.

– Нет.

– А я спрашивала у Коростылева, кто вы, и как вас зовут, а он: «отстань»

– Чует собака, чье мясо съела…

– Что?

– Ничего.

– Почему вы молчали?

– Я говорить не мог, – ответил Никита. Катя выбросила сгоревшую спичку и зажгла следующую. – Рот откроешь, а вместо слов – нечленораздельный вой.

– Ой! – вспомнила она. – Степан тоже сегодня сказал! Мое имя выкрикнул! Почему ты говорить не мог?

– Не знаю. У меня и сейчас такое состояние, как будто я только просыпаюсь, рождаюсь или выхожу из комы. Или отхожу от наркоза.

– Ничего не понятно.

– Мне тоже.

– А кто вы? – затаив дыхание, проговорила Катя. Этот вопрос давно не давал ей покоя. Но Никита, поморщившись, нахмурился.

И грубо ответил:

– Не лезь.

– Ммм, – обиженно протянула она. Очередная сгоревшая спичка выпала из ее пальцев. Катя чиркнула снова, пристально глядя в бледно-серые глаза Никиты.

– Хватит жечь, – резко задул он маленькое пламя и выдернул коробок из ее рук. – Знаешь, что нельзя светить на улице.

– Вы боитесь неизвестно чего, – Катя презрительно поджала губы. – Нагоняете сами на себя и меня страх. А ничего тут и не случится. Все тихо! Нужны мы кому-то. Прямо сейчас налетят самолеты, прибегут военные и схватят всех!

Никита поднялся, не считая нужным отвечать ей. Подбросив коробок в воздухе, ловко поймал его той же рукой.

– Лучше помог бы всем. Они таскают такие тяжелые ящики. Им всю ночь ходить.

В ответ из-за широкой спины вылетел спичечный коробок, попав ей в лоб.

К рассвету все ящики были в подвале. До смерти уставший Сергей продолжал их вскрывать и раскладывать содержимое по какому-то, понятному лишь ему одному, порядку. Катя ходила за ним тенью и также тщательно осматривала содержимое ящиков.