Беа улыбнулась.

– Так что познайте свой ум и свое сердце, сестрички. Помните, что лежит позади, представьте, что ждет впереди, и делайте свой выбор тщательно и осторожно.

Не в силах больше молчать, я скосила на нее глаза.

– Откуда ты все это знаешь?

Беа небрежно пожала плечами, но я видела – она довольна тем, что пробудила во мне любопытство.

– Мне рассказала моя mama, – ответила сестра. – Она рассказывает мне всё.

– А это правда? – спросила Лиана.

Беа улыбнулась.

– Да, каждое слово.

Будучи звездой, Лео никогда не чувствовал себя одиноким, а став ребенком, испытывал одиночество почти всегда. Он жаждал дружеского общения, но без братьев и сестер, с матерью, которой часто было не до него, и сдержанным, холодным отцом, ему приходилось довольствоваться только обществом воображаемых друзей. Иногда ему представлялся озорной мальчишка, с которым он смог бы вместе шалить и который заменил бы ему брата (он знал, что братишки у него никогда не будет). В другие же дни его воображение рисовало девочку с голубыми глазами, светлыми волосами и полным пренебрежением к тем, кто имеет власть, – такой персонаж встретился ему в книге про медведей. Сам Лео не мог позволить себе пренебрегать мнением тех, кто имел власть, ибо Чарльз Пенри-Джонс был из тех людей, которые всегда требуют послушания. Мальчик надеялся, что когда-нибудь ему достанет смелости пойти против правил, установленных его отцом, но знал, что сделать это будет куда легче и куда менее страшно, если рядом с ним будет союзник.

Тедди в восторге от своих новых приобретений. Он кружится на ковре гостиной, ступая по неведению на то место, которое я всегда обхожу стороной, и его переполняет чистая радость. Если завтра семья этих французов еще будет в отеле, я вернусь за той полотняной курточкой. Мне не следует этого делать, ведь красть у одного и того же человека дважды слишком рискованно, но желание увидеть такую улыбку на лице Тедди опять заглушает голос разума.

– Ты хочешь есть, Тед? На завтрак у нас цыпленок, начиненный травами, полента[22] и мини-морковь.

Каждый день мы едим то, что подают в отеле, что бы это ни было. Начав работать горничной, я несколько недель встречалась с Казом, помощником шеф-повара, и всякий раз после окончания моей смены он давал мне две порции чего-нибудь деликатесного в пластиковых банках. Мне пришлось прекратить наши отношения после осознания, что флирт ради еды совсем неуместен, но Каз все равно отдает мне остатки блюд, у него есть такая возможность.

Тедди перестает кружиться.

– Можно я буду завтракать в моей новой рубашке?

– Можно, если ты будешь аккуратным. – Иду к холодильнику, чтобы достать еду и переложить ее из временного пристанища на тарелки. По пути ненадолго останавливаюсь, чтобы погладить листья моего карликового деревца, и, кажется, от моего прикосновения по нему проходит дрожь удовольствия. Похоже, его ствол стал сейчас немного толще (как лодыжки моей мамы, когда она была беременна Тедди), и я понимаю, что скоро оно зацветет, наполняя нашу квартиру сильным и сладким ароматом, похожим на запах жженого сахара. У нас есть маленький деревянный столик, стоящий у стены рядом с кроватью брата (я по-прежнему сплю на диване), и за этим столом мы и едим. Если учесть тесноту квартиры, в которой мы живем, с нашей стороны глупо не пользоваться комнатой родителей, но никто из нас не заходил туда с того самого дня, когда умерла мама.

– Спасибо, вкусно. – Тедди подцепляет на вилку цыпленка и морщится, ощутив вкус соевого соуса. Он никогда не жалуется, не просит бургеров и картошки фри, не говорит, что я слишком мало бываю дома и ему часто приходится заботиться о себе самому. Когда я возвращаюсь домой вечером, братик либо уже заканчивает делать уроки и начинает заниматься домашними делами или сидит за столом и рисует. Когда же я возвращаюсь ранним утром после вечерней смены, он обычно еще спит.