– То есть ты решила принести девчонку в жертву?

– Да какую жертву? – Зубы Лимы стучали, тошноту сдерживать было все труднее. – У вас неверная информация. И на ее основании вы угрожаете мне и моим коллегам.

– Олимпия, да что ты за женщина такая?! – послышался голос Любови Семеновны. – Вляпалась куда-то, связалась с бандитами, а мы теперь за это расплачиваться должны?

Лиму захлестнула волна жгучего стыда. Соседка была права. Все из-за нее, из-за того, что она не смогла отказать в помощи Самаду. Если бы тогда она просто прошла мимо, ничего этого не было бы. Но как ей, простой девушке, решить теперь, кого отдать на растерзание, – беззащитную девочку, невиновную, не имеющую никакого отношения ко всей этой мутной истории, или буйную, невыносимую, не совсем живую голову, такую же, по сути, беспомощную, нуждающуюся в поддержке? В конце концов, она никогда не любила кавказцев! Если она сейчас сдастся и вернёт Профессора на базу Артуру, жуть в её жизни прекратится и всё снова станет как прежде: работа, дом, друзья… И никаких нападений, никаких уголовников, никакого насилия. И коллеги останутся живы и невредимы.

На какой-то неуловимый миг чаши весов заколебались, не в силах прийти в равновесие… Перед внутренним взором, как живая, возникла картинка: голова Самада в руках Артура, тяжелая рука бьет по родному горбоносому лицу, не скрывая переполняющей душу ненависти, а потом, пользуясь «пультом», Винс заставляет Сэма возвращать к жизни тысячи таких вот «парней в робах»…

«Нет! – подумала она. – Я не могу. Только не это. Нельзя так с Самадом. Со всеми нами – нельзя».

– Я ни в чем не виновата, – простонала она. – Нет у меня никакой головы! Оставьте девочку!

– Лгунья! – Крупная фигура Любови Семеновны с неожиданной ловкостью и быстротой кинулась к Лиме, девушка едва успела увернуться.

– Отдай им то, что они хотят! – провизжала женщина, схватив Лиму за голову и молотя ее пухленькими кулачками. – Отдай! Они всех нас убьют!

Один из бандитов стремительно подлетел к женщине, оторвал ее от девушки, с силой толкнул и короткой очередью прошил тучное тело наискосок, от макушки до левого бедра. Брызги крови разлетелись в стороны, часть попала Олимпии прямо на лицо, та не успела зажмуриться, и тошнота, которую до сих пор еще как-то удавалось сдерживать, наконец победила. Лиму вырвало прямо на пол рядом с телом погибшей коллеги. В кабинете поднялся вой и крик. Кто-то плакал. Кого-то, как только что Лиму, вырвало. Мужчины, как могли, пытались утешить и успокоить коллег, но по их позеленевшим лицам видно было, что они к подобным зрелищам тоже не привыкли.

— А ну умолкните! — рявкнул русоволосый бандит. — Иначе кто-то из вас будет следующим.

Это помогло, хоть и ненадолго. Шум и плач стал тише.

«Самад! — снова позвала Лима. — Ты видишь?»

«Я вижу, — после очень долгой паузы прогудел теплый бас. — Вижу, милая. Прости меня. И спасибо, что не выдала».

«Самад! Они убили ее!»

«Держись, прошу тебя! Виктор с коллегами уже едут».

«Самад, я…»

«Мы поговорим потом. Только выживи. Слышишь, Лима? Любой ценой, но выживи! Если надо, сама убивай, но вернись ко мне живой!»

— Так что, моя дорогая? Ты все еще будешь говорить, что ничего не знаешь и ни при чем? – издеваясь, проговорил бандит.

Лима только головой помотала, на другое сил у нее не было. Она не могла отвести взгляд от мертвого тела Любови Семеновны, ужасное зрелище необъяснимым образом привлекало ее, не отпускало. И до конца никак не верилось в то, что эта жизнерадостная, общительная, добрая женщина, не бывшая, впрочем, идеальной, как и любой из живущих людей, больше не выпьет с ней чашечку чая на перерыве, не отчитает ее за то, что она опять курит, не поинтересуется осторожно, как у нее дела на личном фронте. Даже безобразная выходка, ставшая причиной гибели женщины, не портила хороших воспоминаний о ней. И если бы Лима не впуталась в эту историю, Любовь Семеновна была бы сейчас жива. Как перенесут эту утрату ее дети, сын и дочь, уже взрослые, но все еще такие молодые, всего на пару-тройку лет младше самой Лимы? Как теперь смотреть им в глаза?