Парни вели диалог, хлебая кофе, как кони, и доедая оставшуюся в холодильнике еду. Бессонная ночь в отделении милиции несколько подточила их силы, и два молодых и сильных организма требовали восполнения затрат. Девушка же вяло цедила свою порцию, щипала кусочек сыра и старалась не упасть носом прямо в чашку.

– … так что теперь нашим придется хоть немного пошевелиться, – услышала она окончание фразы Виктора.

– Все-таки хорошо, что Лимка написала заявление, – поддержал Иван. – А то это уже ни в какие ворота не лезет. Может, теперь Артур от нее отстанет. – Виктор и Лима, не сговариваясь, хмыкнули, и парень исправился: – Ну, или станет осмотрительнее. Или паузу хотя бы возьмет…

– Ага, возьмет он, как же, – подал голос Самад. – Его это только раззадорит. Вот увидите, еще какую-то подлость придумает.

Лима нехотя передала друзьям его слова, а он между тем продолжал:

– Тебе бы сейчас на какое-то время съехать куда-то, на не известную ему квартиру, где он не сможет тебя найти. Для твоей же безопасности.

Лима недоуменно посмотрела на него. Это что сейчас было? Он опять пытается стать нормальным? Пытается о ней заботиться? Что сдохло в лесу?

– И не надейся, – огрызнулся тот. – Просто тебя, дуру, жалко: если ты пропадешь, как я верну себе тело?

– Сам дурак! – вернула «комплимент» девушка. – Ты вообще уже совесть потерял. Хамишь, грубишь, а продолжаешь жить в моей квартире. И как тебя только родители воспитывали?

– Не смей трогать родителей, женщина! – взревел человек-голова. – Да они…

– Я их не трогаю, – в таком же тоне ответила она. – Это ты их позоришь своим поведением. Или я для тебя уже существо низшего сорта, с которым можно не церемониться? Мало того что женщина, так еще и христианка, и русская…

– Я не позорю родителей!..

– Все, понеслась душа по кочкам… – прокомментировала Лима, приложив холодную ладонь ко лбу. – Как же ты меня достал, Самад Магомедович, слов нет! Был же нормальный мужик, адекватный, умный. Что за хрень с тобой произошла? Ты же совершенно невыносим! Я уже жажду поскорее организовать тебе этот ритуал, чтобы ты опять стал целым и ушел из моей жизни к чертовой матери, чтобы забыть тебя, как страшный сон. Пусть тебя твоя драгоценная Ширин терпит, ей по вере и статусу положено, а мне – нет! Я тебе не невеста! И хорошо! Дернул же меня черт влюбиться в кавказца…

Она с неожиданной для сотрапезников злостью грохнула кружкой о стол, порывисто встала и выбежала из кухни. Мужчины остолбенели и переглянулись. Им очень хотелось увидеть в этот миг Самада, посмотреть ему в глаза и спросить у него, что за чертовщина тут происходит и что вообще с Лимкой. Они не могли видеть, каким потерянным стало в долю секунды его лицо, – даже злость и раздражение с него исчезли, словно кто-то стер одним быстрым и уверенным движением.

– Она действительно это сказала? – ошарашенно спросил Иван у Виктора. Тот лишь пожал плечами – слов у него не было. – Офигеть. Самад, ты-то знал?

Самад один раз ударил трубочкой о стакан, что в их с Виктором условном языке означало утвердительный ответ.

– Да, – перевел Панов.

– Офигеть! – повторил Ваня.

Виктор лишь устало прикрыл глаза. Он, как и Профессор, знал Лимкину тайну, но не думал, что все настолько серьезно…

– И что с этим делать? – непонятно кого спросил парень.

Три стука о стакан. Вопросительный взгляд Ивана.

– Он не знает, – пояснил Виктор, вздохнул и поднялся. – Пойдем-ка мы отсюда, Вань, – ты домой, я на работу. Пусть эти двое сами решат, что там у них происходит, мы явно лишние на этом празднике жизни. Только кофе я заберу с собой.

Иван растерянно поднялся, допивая чашку.