Он смолк, и Сесилия, улыбнувшаяся этому артистическому обращению, но не посмевшая ответить на него, вновь попыталась встать и опять была остановлена жезлом своего преследователя.

Доблестному рыцарю ответ уже не требовался. Он с негодованием вскричал:

– Прекрасная госпожа! Заклинаю тебя лишь об одной милости: пусть сиянье этих ярких звезд, именуемых очами, не обратит мою недостойную персону в прах, покуда я не свершу справедливое возмездие и не покараю подлого негодяя!

И, отвесив Сесилии низкий поклон, Дон Кихот обратился к своему противнику:

– Бессовестный невежа! Вот моя перчатка! Но, прежде чем я соблаговолю стать орудием истребления, дабы эта расправа не запятнала честь Дон Кихота Ламанчского, я собственным своим мечом посвящу тебя в рыцари и нареку именем дон Дьявол – Рыцарь жуткого лика.

С этими словами Дон Кихот попытался ударить Дьявола копьем по плечу, но тот, защищаясь жезлом, ловко увернулся. Завязалась потешная борьба, в которой оба соперника проявляли замечательную сноровку. Сесилия, единственным желанием которой было обрести наконец свободу, тем временем спаслась бегством в другую комнату.

В конце концов жезл Рыцаря жуткого лика сломался о щит Рыцаря печального образа, Дон Кихот провозгласил: «Виктория!» – и, захватив обломки вражеского оружия, отправился на поиски освобожденной дамы. Найдя ее, он распростерся ниц и сложил к ее ногам трофеи. Поднявшись, рыцарь еще торжественнее поклонился и, не дожидаясь благодарности, важно удалился.

Его тотчас сменила Минерва – вовсе не величественная, суровая и воинственная, но веселая и беспечная. Она подбежала к Сесилии и пропищала:

– Вы меня узнаёте?

– Ваша внешность мне не знакома, но по голосу я, пожалуй, догадываюсь, кто вы, – ответила девушка, мгновенно узнав мисс Лароль.

– Ужасно жаль, что меня не было дома, когда вы заезжали, – сказала богиня. – Как вам мой наряд? Но кабы вы знали, что творится в соседней зале! Представляете, явился настоящий Трубочист! От него несет сажей, представьте! Фи, как противно!

Тут она умолкла, ибо вновь появился «дон Дьявол». Он огляделся, увидел, что соперник исчез, и опять направился к Сесилии. Этот господин лишился жезла, но избрал не менее действенный способ удержать добычу. Он зарычал так уныло и гадко, что многие дамы, и среди них богиня мудрости и мужества, обратились в бегство, а мужчины посторонились. Сесилия встревожилась, опять став объектом всеобщего внимания, но не имея возможности позвать на помощь. Она предполагала, что единственным, кто осмелился бы на такое, мог быть только сэр Роберт. Вдруг из толпы выступил некто в белом домино, прежде внимательно наблюдавший за ними, бросился на нечистого, схватил его за рог и крикнул стоявшему рядом Арлекину:

– Арлекин! Ты не боишься сразиться с дьяволом?

– Ничуть, – откликнулся Арлекин, и голос немедленно выдал в нем Морриса. Вырвавшись из толпы, он замельтешил перед Дьяволом, деревянным мечом время от времени награждая его чувствительными ударами по плечам, голове и спине.

Гнев «дона Дьявола», казалось, превзошел границы, предписанные обычаями маскарада. Он кипел негодованием и защищался так неистово, что вскоре оттеснил бедного Арлекина в другую комнату. Однако гений пантомимы при подстрекательстве Белого домино возобновил нападение. Так, чередуя атаку и отступление, Арлекин гонял Дьявола из залы в залу, не давая ему передохнуть.

Сесилия же, радуясь освобождению, ускользнула в укромный уголок, где надеялась отдохнуть, а Белое домино последовал за ней, поздравляя со вновь обретенной волей.

– Я обязана избавлением именно вам, – сказала Сесилия, – сердечно вас благодарю.